Антон - Проклятие Дома Ланарков

С их последней встречи графиня стала выглядеть ещё хуже. Лицо ее стало бледнее, а выражение его ещё напряженнее. Она вдруг снова на какое-то время ушла в себя, — смотрела в пустоту с видом глубокой меланхолии. А потом произнесла:

— То, что происходит с нами ужасно! И держать это в себе невыносимо. Но у меня нет человека, которому я могла бы открыть душу, — она тяжело вздохнула. — Даже на исповеди я не могу сказать всей правды, хотя испытываю лишь самые тёплые чувства по отношению к викарию нашей церкви преподобному Альберту Джонсу. Его проповеди очень мудры, он ведёт праведную жизнь. Доктора Джонса некоторые даже считают святым. И всё же он мужчина…

— Но у вас есть семья, близкие люди.

— Да, это так, — уныло кивнула собеседница. — Но мы с мужем никогда не были близки. Меня выдали за Уильяма семнадцатилетней девушкой, и никто не поинтересовался — люблю ли я этого человека. Моего отца ослепили титул и богатство графа. Хотя мой отец и сам не был беден, но он страстно мечтал войти в круг титулованной знати. Поэтому принёс меня в жертву собственной мечте. И всё же в вначале нашей совместной жизни Уильям ещё не был чудовищем…

Что же касается моей дочери (почему-то миссис Элизабет произнесла это именно в единственном числе), то есть вещи, о которых я не решусь рассказать даже ей.

— Так расскажите мне! — в искреннем порыве простодушно предложила Вэй, напрочь забыв о своём первоначальном небескорыстном интересе к этой даме. — Думаю, я смогу по-женски вас понять, к тому же я человек посторонний. А постороннему открыться легче. В то же время вы можете быть уверены, что никто не узнает о предмете нашей беседы. Возможно, поделившись со мной, вам станет легче.

— Благодарю вас — губы графини изогнулись в вымученной улыбке. — Возможно, вы правы. Вчера вечером муж куда-то неожиданно уехал и я приняла для себя окончательное решение… Оказывается, больная совесть причиняет гораздо более мучительные страдания, чем больные зубы. А страхи обжигают сильнее пламени. Я каждый день посещаю храм, но пока не чувствую, что Господь услышал меня. Возможно, он просто отвернулся от такой грешницы.

— Не говорите так, — Вэй мягко взяла графиню за руку и поразилась её ледяному холоду, будто коснулась покойника. — Я верю в доброго всепрощающего Бога. И вы поверьте, потому что нет ситуаций, когда бы Господь отказался прийти человеку на помощь, если тот искренне раскаялся и взывает к нему!

— Вы действительно так считаете? — графиня пристально взглянула ей в глаза.

— Поверьте, моя нынешняя жизнь тоже полна страдания — призналась в свою очередь Вэй. Она всё ещё держала руку графини, и теперь слегка пожала её. — Но никогда не стоит впадать в отчаяние. Если бы вы узнали то, что я скрываю о себе, то поняли бы всю тяжесть моего положения. Всю бездну безысходного отчаяния, которое я иногда ощущаю! И только вера в любящего милосердного Бога, и в себя, как в его творение, помогает мне одолевать все свои страхи и боль.

— Но я боюсь не за себя, — с равнодушием к собственной участи пояснила Элизабет. — Я знаю, что заслужила кару. Это расплата — за тяжкие грехи. Я не боюсь смерти. И не могу понять людей, которые страшатся умереть. Я всегда смотрела на смерть, как на избавление от земных страданий. Но мне страшно за дочь. Бедная Анна не знала кто он такой, а я не решилась предупредить её, и тем погубила! Я не хочу ещё одной смерти! — Графиня закашлялась и поднесла руку с платком к губам. Затем быстрым движением спрятала платок обратно в сумочку. Однако Вэй успела заметить, что на белоснежной ткани осталась кровь:

— Вам нужно показаться хорошему врачу.

Хозяин кондитерской принёс им кофе и пирожные. После нескольких глотков на бледных щеках графини появился лёгкий румянец.

— Доктор бывает у меня почти ежедневно. Но это бесполезно — равнодушно произнесла Элизабет. И снова монотонно повторила:

— Я знаю, что виновата и буду наказана. Ведь это моя вина, что, родившись ангелом, он превратился в дьявола.

— О ком вы говорите?

Графиня собралась объяснить свою мысль, однако внезапно изменилась в лице, губы её задрожали.

— Мой вопрос причинил вам боль? — растерялась Скарлетт. — Простите меня, пожалуйста.

Но миссис Элизабет смотрела куда-то поверх головы американки, в её расширяющихся глазах появился ужас. Скарлетт обернулась: по улице к ним приближалась траурная процессия. Впереди форейтор в чёрном цилиндре и во фраке при белоснежных перчатках вёл под уздцы пару крупных лошадей вороной масти, покрытых чёрными попонами. Лошади тянули похоронную карету с прозрачными стенками. Благодаря большим окнам повозка напоминала огромный аквариум. За катафалком шагал местный полицейский в шлеме, а за ним человек двадцать горожан.

На повозке стоял маленький гробик. Но его везли не на кладбище, а почему-то в обратном направлении. Когда-то гроб был обтянут золотой парчой с изображением аристократического герба, однако с первого взгляда стало понятно, что ящик недавно извлекли из могилы, где он покоился не один год: обивка на нём местами истлела и свисала лоскутами, отчего обнажилось чёрное дерево с металлическими набойками. При виде столь тягостного зрелища графиня стала быстро бледнеть, глаза её закатились, она обмякла и сползла со стула на пол.

Хозяин кондитерской вместе со своим взрослым сыном и подоспевшим шофёром «Серебряного призрака» перенесли лишившуюся чувств графиню в автомобиль. Как назло с местным доктором накануне приключилась какая-то скверная история и он никого не принимал, но рядом находилась аптека. Американку заверили, что там миссис Элизабет обязательно помогут, а потом её перевезут домой.

Скарлетт провожала тревожным взглядом удаляющийся автомобиль, когда услышала за спиной:

— Это ведь лимузин нашего графа?

Вэй обернулась и увидела одну из кумушек, подружек хозяйки гостиницы, с которой недавно сидела за одним столом. Та прошлая table-talk (застольная беседа) много дала Скарлет пищи для размышлений, так что Скарлетт сразу узнала болтушку. Похожая на сдобную булочку жена управляющего универсальным магазином, желала быть в курсе всех местных новостей. Вэй рассказала, что супруга графа лишилась чувств, увидев проезжающий мимо катафалк.

— Ещё бы она не упала в обморок! — понимающе хмыкнула «булочка» с загадочным выражением лица. — Кстати, вы ещё не слышали? Сегодня на кладбище нашли мертвеца.

— Так вот почему звонил колокол, — наконец, поняла Вэй.

— Да. Убит кладбищенский смотритель. Его обнаружили в склепе. Неизвестно, сколько он там пролежал — может одну ночь, а может несколько дней. Старый Олдж жил в своей сторожке отшельником, и за пределы кладбища выходил лишь когда у него заканчивались припасы.