Борис Акунин - Сокол и Ласточка

– Не «привет», а «салют», дурья башка! И не «Пратта», а «Пупурата» – именно так она его называла. Если ты ошибешься, они проткнут нас дротиками. Эти твари умеют швырять свои копья на полсотни шагов!

– Салют от капитана Пупурата, – повторил Проныра.

– Лучше просто: «Салюта капитана Пупурата». Повтори!

Мы проплыли меж двух острых скал и оказались в лагуне. Она была шире, чем я предполагал. В дальнем ее конце, у самого берега скривилась шхуна с обвисшими парусами. На вид она была совсем целая. Думаю, что два десятка матросов могли бы запросто стянуть ее с мели при достаточно сильном приливе.

Штурман направил ялик не прямо к кораблю, а в сторону.

– Пусть они нас как следует разглядят, – сказал он, понижая голос, будто дикари могли его подслушать. – Помаши им шляпой, парень. И поскорей надень обратно…

Было очень тихо, лишь из-за скал доносился рокот прибоя. Вблизи стало видно, что до плато, занимающего всю центральную часть острова, простираются сплошные заросли. Кое-где воздух струился и словно бы переливался – вероятно, от болотных испарений.

– Значит, я не отхожу от лодки, так? – сказал королевский писец, нервно оглядывая кусты. На его желтом лбу выступили капли пота, хотя солнце еще не начало припекать.

– Да. Просто стойте, и все. Можете сесть на песок. И не тряситесь. Вам ничего не угрожает.

Эти слова мэтра Салье не успокоили.

– Если вас перебьют, одному мне с яликом не справиться. Все преимущество – успею помолиться перед смертью.

Гарри заметил:

– Никто вас насильно сюда не тащил. Четверть сундука, набитого отборными алмазами, изумрудами и рубинами, стоят того, чтобы рискнуть жизнью.

Летиция спросила, показывая на края горного массива:

– Что это там за черные полосы?

Обрыв действительно был словно расчерчен вертикальными линиями.

– Трещины. Там целый лабиринт. Один я знаю дорогу к руднику.

– Какому руднику? – спросил писец, навострив уши. – Вы мне про него не говорили.

– Мне тоже, – хором произнесли мичман и Летиция.

– Не говорил, так расскажу. У нас на «Бешеном» был один испанец. Он и рассказал Пратту, что на Сент-Морице есть отличное место, бывшая копь. Старый Руис в юности служил там охранником, когда рудник еще не прикрыли.

– А что в нем добывали? – спросил Клещ.

– Серебро. Руду грузили на корабль раз в месяц, во время большого прилива. А потом жила иссякла. Поэтому остров уже лет сорок как покинули.

Шлюпка скрипнула килем по песку. Люди спрыгнули в мелкую воду, я полетел вперед, на разведку. Если Черная Королева устроила засаду, я замечу и предупрежу своих, подумал я.

Но Летиция закричала:

– Клара, Клара, назад!

Я вернулся, а она схватила меня и обвязала шнурок вокруг моей ноги!

Оказывается, это Логан ее подучил.

– Так-то лучше, – сказал штурман. – Вы не знаете, что такое дикари. Они верят во всякую чушь. Для них звери и птицы – такие же существа, как люди. Если они заметят, что от нас к ним летит попугай, примут его за лазутчика и могут напасть.

«Значит, дикари умнее вас, так называемых представителей цивилизации!» – крикнул я, но поделать ничего не мог. Оставалось довериться судьбе.

Итак, я сидел, привязанный шнурком, а Летицию и Гарри, в свою очередь, посадил на веревку Проныра, направившийся в сторону шхуны. В руке он тащил плетеный кувшин с ромом, куда Летиция при мне всыпала какого-то белого порошка.

Логан шипел:

– Виляйте задницей, Эпин. И семените, семените! Что вы топаете, как журавль? Пару раз споткнитесь – женщины неловки. Пугливо озирайтесь, вот так.

Он показал, как надо озираться, да взвизгнул, да прикрыл рот ладонью. Моя девочка смотрела на эти кривляния недобрым взглядом.

На сердце у меня скребли кошки. Всех нас очень скоро могли прикончить. Гарри был прав, когда сказал, что для птицы чернокожие исключения не сделают. Большинство народов, живущих в тесном родстве с природой, относятся к животным без высокомерия – почитают или ненавидят нас так же, как себе подобных.

Если наша миссия и увенчается успехом, это будет означать, что моя питомица, самое дорогое мне существо, при помощи яда хладнокровно умертвила дюжину человек. Смогу ли я относиться к ней после такого злодеяния по-прежнему?

Мы были уже недалеко от корабля, но с него не доносилось ни звука. Ветерок шевелил гирлянды ярких цветов, развешанные по вантам. На верхушках бортов белели какие-то шары, посверкивая веселыми искорками.

– Так было и в тот раз, – вполголоса сообщил Гарри, облизывая сухие губы. – Мы приплыли на лодке. Увидели шхуну. Поднялись на борт – пусто. А потом они напали в каньоне, когда наши возвращались к лагуне…

Мичман вошел в воду по пояс, в нерешительности остановился перед свисающей с борта лестницей.

– Давай, кричи! – шепнул ирландец.

Проныра дрожащим голосом воззвал:

– Привет капитан Пуру… То есть, салюта-пурутата!

Ни звука в ответ.

Он крикнул еще несколько раз – опять ничего.

– Может, они в джунглях? Или передохли от болотной лихорадки? – спросил мичман.

– Дикари не болеют лихорадкой, – мрачно ответил Гарри. – Ой, не нравится мне это… – Он засунул руку под корсет и щелкнул там чем-то железным. – Ладно, полезли.

– После вас, – быстро сказал Проныра, отодвинувшись от трапа.

Я захлопал крыльями: «Пустите вперед меня! Отвяжите!» Но дураки не поняли.

– Ладно. Была не была…

Издавая писклявые повизгивания, должно быть, казавшиеся ему очень женственными, штурман начал подниматься.

На кромке борта он всплеснул руками, ойкнул, будто едва удержал равновесие.

– Никого не ви-идно, – пропел он фальцетом. – Лезьте сюда-а!

Летиция вскарабкалась второй. Последним – бледный мичман.

– Мамочка моя! – пролепетал он, с ужасом глядя на верхушку фальшборта.

То, что я издали принял за белые шары, оказалось человеческими черепами. Кто-то аккуратно соскоблил с них плоть и украсил верхушки разноцветными ракушками.

– …Четырнадцать, – посчитал Гарри. – В прошлый раз этой красоты не было. Ну, десять – это наши ребята с «Бешеного», а кто остальные четверо? Наверно, какие-нибудь бедняги-буканьеры заплыли поохотиться на диких свиней…

Втроем они вышли на середину палубы, не замечая, что жмутся друг к другу. У меня и самого от страха встопорщились все перья.

– Джереми говорил, что в капитанской каюте у них храм Морского Демона. Туда они носят подношения. А живут дикари в трюме, для королевы там отгорожен угол… Идем что ли?

Гуськом спустились вниз: впереди Логан, потом мы с Летицией, сзади Проныра.

Трюм на шхуне был широкий, и с очень низким потолком, как на большинстве судов, промышляющих работорговлей. Пахло там мускусом, травами, дымом – совсем не по-корабельному.