Вячеслав Каликинский - Агасфер. Золотая петля. Том 1

– С добычей тебя, Ефимушка! – окликнула его соседка, баба Настя, оценив глазами объемистый куль на волокуше. – Живешь бирюком на своей заимке неделями, суседи и не знают – то ли жив ты там, то ли шатун [81] Имеется в виду поднятый какими-то обстоятельствами из берлоги раньше весны медведь-шатун. тебя задрал… Кабана, никак, укараулил?

Не отвечая, Ефим поддал ходу, и только у крыльца своей избенки перевел дух.

На двери в Заларях сроду замков не вешали, колышком только подпирали, если хозяин уходил. Отбросив ногой колышек, Ефим с силой рванул заметенную по колено дверь, подхватил раненого офицера на руки и занес в выстывшую избу.

– Ничего, ничего, дома мы с тобой уже! Ты уж потерпи, мил человек, – бормотал он, укладывая куль с телом на широкую лавку.

И принялся хлопотать по дому.

Береста и загодя припасенные сухие полешки были на месте. Ефим чиркнул кресалом, и первая же искра удачно угодила в комочек сухого мха. Там и береста занялась.

Через час – баня в избе будет, прикинул он.

Прежде чем начать обихаживать свою «добычу», Ефим выскочил во двор, метнулся к калитке: так и есть! Бабка Настя, удивленная неприветливостью соседа, все еще стояла у калитки.

– Настька, слышь: сделай милость, сбегай до фершала! Срочно он мне требуется! Раненого я из лесу приволок: боюсь, не жилец. Да не болтай кому попало, слышь! – уже вслед припустившей мелкой рысью бабке крикнул Ефим.

Прихватив охапку поленьев, снова кинулся в избу. Подбросил дровишек в топку. Теперь можно и офицером заняться.

Размотал на нем свою одежку, рубашку с порванным кителем срезал. Брюки-галифе добрые, целыми оказались – пожалел, хоть и в крови вся штанина левая, не стал резать. Стянул галифе вслед за сапогами, исподнее на раненом пока оставил.

Скоро по заиндевевшим бревнам избы побежали талые ручейки. Ефим мимоходом поддернул гирьку на ходиках, встал посреди избы, держась за бороду и соображая – чего бы еще сделать? Ага, баньку истопить. Раненому ежели не понадобится – самому попозже попариться…

Затопил баню, и, уже возвращаясь в избу, столкнулся с прибывшим наконец-то фельдшером по кличке Варнак. Кликали так сухонького и безобидного мужичонку в Заларях больше в насмешку: на каторжанина-злодея фельдшер Федор никак не походил, хоть и имел, как говорили, каторжанское прошлое. За спиной Варнака маячила вездесущая, страсть как любопытная бабка Настя. Хотел ее шугнуть Ефим, да прикусил язык: мысль одна появилась.

– Здравствуйте вам! – поклонился фельдшер. – Говорят, у вас раненый?

Следом за Ефимом Федор шагнул в избу, следом шмыгнула и бабка, присела молча у порога, тихонько вздохнула и перекрестилась: авось, не погонят!

Фельдшер сам распеленал раненого, при виде кровоточащей раны на его груди поначалу нахмурился, потом наклонился к раненому и просветлел лицом:

– Ефим, если не ошибаюсь? Повезло вашему раненому, – фельдшер легко выковырял застрявшую под кожей пулю, покрутил ее перед глазами. – Кто он, Ефим? На красного комиссара не похож. Мундир вроде белогвардейский? Если не секрет, конечно…

– А я не спрашивал, – буркнул Ефим. – С поезда его выкинули, это видел. И эта рана пустяковая, знаю. Промыть самогоном, тряпицу с кипяченым медом наложить – как на собаке заживет! Ты, Федя, на ногу евонную погляди. Вот где страсть господня!

Фельдшер приподнял тулуп, которым Ефим накрыл своего «гостя». Заглянул под разрезанную штанину кальсон и присвистнул:

– Мать моя женщина… Это… Хм… Боюсь, Ефим, открытый перелом бедренной кости уже не по фельдшерской части. Такие раны в городских больницах лечат, маститые доктора! – Он осторожно коснулся искривленной ноги. – Гляди-ка, и на груди гематома изрядная! Кровь горлом не шла у него?

– Да вроде нет…

– И на том спасибо, конечно, – Федор чуть не до локтя сунул руку в карман тулупа, выудил оттуда бутылку с фабричной этикеткой. – Если не побрезгуете, конечно… Мои пациенты в Заларях отчего-то полагают, что фельдшеру без бутылки никак нельзя… Впрочем, у народа больше нечем медицинские услуги оплатить… Ефим, вы возьмите бутылку – рану лучше чистой водкою промывать, гхм…

– И что, Федя, совсем ничего для бедолаги сделать нельзя? – вздохнул Ефим.

– В Иркутске, может, и помогли бы. Только как вы его туда, извините, доставите? И там, я слышал, советская власть. Его и лечить не станут – к стене приставят и шлепнут, как классового врага!

Фельдшер встал.

– Погоди, Федя! – попросил Ефим. – Нешто нельзя ногу как-то выправить? Может, в баньке распарим, да и выправим?

– Легко сказать «выправим», – хмыкнул фельдшер. – Будь перелом закрытый – слова бы не сказал. А так…Это все ж не телега – человечий организм! Впрочем, можно попробовать… Вот что, Ефим: я сейчас за инструментом сбегаю и вернусь. Хотя, впрочем, какой там инструмент? Два скальпеля затупленных, да пила… Ножик острый есть, Ефим? Вот и отлично: пока я туда-сюда, прокипятите его как следует.

Вслед за фельдшером встала и бабка Настя. Однако Ефим задержал:

– Настасья, ты вот что… Помощь мне твоя требуется, – решительно начал Ефим. – Щас шкурок тебе дам – есть у меня беличьи, пара соболюшек… Сходи, сдай заготовителю. И купи у кого-нито меду. Самогонки… А самое главное – к ведьмачке, прежде заготовителя, зайди. Как ее – Макариха, что ли? Однова соболька ей отдай – попроси трав каких-нибудь, кои она в тайге собирает с весны до снега. Люди баили, что в прошлом годе она Ваньку Мохначева травами своими пользовала, когда ему из самострела плечо прострелило.

– Поняла, Ефимушка. Поняла, бегу…

– Погоди, старая, дослушай поперву, а потом уж беги! – рявкнул охотник. – Я говорю: одну шкурку дай, а второго соболька тока покажи, посули отдать, коли раненый на ноги подымется. Поняла? Макариха баба жадная, а под соболька дрянцо не подсунет! И сама возвертайся, за ради бога! Поможешь нам с Варна… С Федором, то исть, ногу бедолаге починять!

Трудно сказать – то ли Николай-угодник помог, то ли лекарское мастерство фельдшера Федора, то ли травы и корешки Макарихи – но раненый офицер, пометавшись несколько дней в лихорадке, пошел на поправку. Через неделю открыл глаза, попросил пить. Через две недели стали шевелиться у него пальцы искалеченной ноги. Потом, через боль и крик, начала левая нога сгибаться в колене. Ефим выстругал пару костылей и стал, по совету Варнака, заставлять больного ходить по двору.

Так и зима незаметно проскочила, весна отзвенела звонкими ручьями, отцвела неяркими сибирскими цветами. А с наступлением лета Ефим, по наущению того же фельдшера, купил своему пациенту в заларинском «Красном магазине» купца Кирсанова единственный велосипед, украшавший главную витрину лавки едва ли не с японской войны. Велосипед починили, отчистили от ржавчины, смазали, и, смущенный всеобщим вниманием офицер, на радость поселковым собакам и мальчишкам, стал потихоньку ездить по окраинам Заларей, разрабатывая ногу и укрепляя поясницу.