Вячеслав Каликинский - Агасфер. Золотая петля. Том 1

Китайские власти между тем увеличили количество войск и повели на Желтугу наступление с двух сторон – по Аргуни и по Амуру.

Старатели стали покидать прииск. Уходили небольшими партиями. И к тому времени, когда китайское войско подошло к Желтуге, там остались самые упрямые.

Однако с первого удара одолеть желтугинцев пришельцы не смогли и стали оттеснять их к тайге. Нападавшие не трогали русских старателей, только сопровождали до границы. Своих соотечественников солдаты арестовывали: самовольная добыча полезных ископаемых в Поднебесной приравнивалась к воровству и каралась смертной казнью. На Орлином поле арестованных по 15–20 человек привязывали за косы к длинному бревну, затем рубили головы.

Ху удалось спастись. Едва до Желтуги дошли слухи о приближающейся к Игнашино китайской военной экспедиции, он стал уговаривать своих земляков-артельщиков немедленно уходить с намытым золотом через тайгу. Для группы из 7–8 человек это было рискованно, но вполне реально – тем более что Ху за время работы спиртоносом разведал в тайге все тропинки. Но земляки отказались: они были убеждены, что смогут переждать тревожные времена в станице, где у них появились хорошие знакомые.

Напрасно Ху пытался убедить односельчан, что там, где царствует золото, о дружбе забывают. Видя их непоколебимость, он потребовал отдать его долю и стал искать альтернативные пути спасения. Один такой путь предложили ему буряты-спиртоносы, с которыми он работал последние полтора года. Как выяснилось, они еще с осени купили и тайно держали на одной из заимок близ Игнашино пару добрых коней и сани-розвальни. Были заготовлены и продукты на 10–15 дней пути. Ху должен был только внести в эту покупку свою долю.

Его предупредили: возможно, через первые два казачьих пикета придется прорываться с боем – дальше, по их сведениям, власти не успели выставить караулы.

Казаки на первой заставе, действительно, были застигнуты врасплох бешено мчавшимися конями, и даже не успев открыть огонь, едва успели попрыгать в сугробы. Однако на следующей заставе успели получить телеграфное предупреждение о наглых беглецах и встретили упряжку ружейным огнем. Каким-то чудом беглецам удалось проскочить и эту заставу, причем буряты, оказавшиеся меткими стрелками, сумели подстрелить двух казаков.

На этом везение беглецов кончилось. Обозленные до крайности русские казаки устроили за беглецами многодневную погоню, исход которой был предрешен. Бурятские кони едва переставляли от усталости ноги, а преследователи все время ехали на свежих лошадях.

На счастье беглецов, начался сильный буран, и до ближайшего почтового станка [90] Станок – сибирский аналог древнерусского яма, т. е. почтовой станции. оставалось совсем немного. Кроме того, у бурятов в арсенале оставалось последнее «верное средство» спасения, о котором они своему юному попутчику, по известным причинам, до поры до времени не говорили.

Внезапно набросившись на него, они острыми ножами отсекли Ху оба уха и бросили их на дорогу. Заботливо перевязывая ошеломленного нападением Ху, буряты объяснили свой поступок: бросить на пути преследователей отрезанные уши – их древний и надежный способ уйти от погони. Ху промолчал, но обиду, естественно, затаил.

Буран усилился, и вымотанные кони окончательно стали. Взвалив на плечи котомки с золотым песком, путники побрели вперед и через какие-то две сотни саженей вышли к почтовому станку.

Однако отдыхать им было некогда. Убив почтаря с женой и детишками, беглецы запрягли в розвальни свежих лошадей, еще парочку взяли в повод. Остальных коней перестреляли – чтобы не достались казакам.

С тем и поехали потихоньку под продолжающимся бураном. Когда ехать стало совсем невозможно, устроились на ночлег.

А на следующем станке Ху появился уже один, но с четырьмя котомками золотого песка: отрезанных ушей бурятам он не простил…

– Так я нашел свое золото, но потерял свои уши, Берг! Смотри, Берг, не потеряй в погоне за чужим золотом вместе с ушами и голову…

– Я ж тебе объяснял, Ху…

– Не хитри сам с собой, Берг! У тебя блестят глаза, тебе интересно предложение японцев. И ты захочешь тряхнуть стариной! Ты взял в это очень опасное путешествие сына, бен-дан! [91] Дословно: глупая дыня. Употребляется в значении «дурак», «глупец». Ты что, не знаешь, что делается нынче в России?

– Я даже не знаю – каким стал мой сын, Ху… Я, наверное, и вправду настоящий бен-дан: много лет назад испугался местной революции [92] Революция 1911– 13 в Китае, приведшая к низвержению маньчжурской Цинской монархии и провозглашению Китайской республики. Она началась в год «синьхай» по старому китайскому календарю – отсюда и название. Синьхайской революции предшествовали ряд вооруженных восстаний, а также массовое антиправительственное движение в «защиту железных дорог» летом 1911, вызванное сделкой властей с консорциумом иностранных банков, по которой железнодорожное строительство в стране передавалось в руки иностранного капитала. и отправил сына в Европу. А там сначала началась Великая война [93] Имеется в виду Первая мировая война. , потом эти перевороты в России… Нет, я никогда больше не отпущу Андрея от себя!

– Не зарекайся, Берг! – криво усмехнулся Безухий. – Дети вырастают и идут по жизни своим путем. И старики, вроде нас с тобой, ничего не могут с этим поделать, мой старый друг!

Разговор друзей прервали настойчивые гудки паровоза. Берг положил руку на плечо Безухому Ху, призывая того к молчанию. Прислушались.

– Четыре гудка, Ху. Это значит, что наш состав подъезжает к опасной зоне. Нас могут обстрелять.

– Кто это может быть, Берг? Красные партизаны? Анархисты? Американец ничего не говорил по этому поводу?

Агасфер усмехнулся:

– И говорил, и карту местности показывал! По-моему, где-то здесь зона ответственности атамана Семенова. Его основные силы покинули Читу, но разъезды конников продолжают контролировать железную дорогу из Приморья. Рассчитывают пощипать богачей, которые ездят из Владивостока в Читу на зафрахтованных паровозах. Так что давай-ка задвинем дверь! Лучше посидеть немного без воздуха и в темноте, нежели словить случайную пулю!

Атаман проснулся в свое обычное время – около семи часов утра. Из смежной со спальней комнаты доносился привычный рокот разговоров вполголоса. Пробуждения Семенова ждали многие.

Но он не спешил. Опершись на локоть, достал из-под подушки лежащую рядом с револьвером затрепанную записную книжку с заложенным в нее карандашом, насупился и принялся за ежедневную «бухгалтерию». Несколько раз помянул недобрым словом японского полковника Хитоси Куросаве, который возглавлял при ставке Семенова органы информации и разведки японской армии. Вырвал-таки, косоглазая харя, немалое количество золотых слитков. А что поделаешь? Семенов, передавая золото, вынужден был сказать следующее: