Вячеслав Каликинский - Агасфер. В полном отрыве

– Стойте! Я все скажу! Быков! Нечипорук! Им сие задание дадено! Не стреляйте!

– Кто такие Быков и Нечипорук? Приметы! Подробнее! – потребовал похититель.

Дубровин перевел дух и покорно начал говорить. Через пять минут редкие прохожие на Литейном увидели, как бешено мчавшаяся карета притормозила, из нее было выброшено грузное тело, а следом – небольшой саквояж, похожий на докторский. Гаркнув вслед: «Смерть самодержавию!», седок захлопнул дверцу, и карета умчалась.

Тело, полежав на брусчатке, зашевелилось, и с кряхтением и руганью село на мостовую, ощупывая свое лицо и горло. Кое-как поднявшись, статский советник Дубровин доковылял до зеленого креста аптеки и потребовал у провизора телефон. Назвав телефонной барышне знакомый номер, закричал в трубку:

– С полковником Герасимовым соедините! Безотлагательное дело! Живо!.. Господин полковник? Дубровин на проводе. На меня только что произведено вооруженное нападение!.. Нет, я не дома, телефонирую из аптеки на Литейном. Прошу срочно выслать агентов для моей охраны и прибыть сюда самому… Именно самому, господин полковник! Нападение произведено в связи с нашими… С нашими «птичками», улетевшими нынче на Запад… Жду, поторопитесь!

– Птишками? – удивился провизор-немец с добрым лицом. – Птишки, мой господин, улетают на юг. Но гораздо позже, осенью… Вам нужен доктор?

– Знаток! – Дубровин окинул аптекаря неприязненным взглядом. – Я сам доктор, немецкая твоя душа! Льду подай да двери до прибытия полиции запри!

Попетляв по улицам вечерней столицы, Медников высадил избавившегося от черкески, усов и папахи начальника у биржи извозчиков и поехал сдавать прокатную карету. Лавров, не торгуясь, взял лихача и велел везти себя на Таврическую.

У себя в кабинете он выпил коньяку, сочинил и зашифровал телеграфную депешу в Минск, на имя начальника станции – с требованием передать послание пассажиру экспресса Петербург – Берлин Горюнову, секретарю и доверенному лицу председателя Комитета Министров Витте. Вызвав дежурного, велел отнести депешу в Главный штаб – с тем, чтобы ее срочно передали по линии железной дороги.

Вскоре явился и Медников. Доложил начальнику: карета с лошадьми сдана хозяину прокатной конторы.

– Карету будут искать, – озаботился Лавров. – Этот твой знакомый не выдаст нас?

– Никак невозможно, господин полковник! Он из нашенских, из староверов… А позволю себе осведомиться: что с субчиком этим черносотенным? Не напрасный маскарад был нами разыгран?

– Не напрасный, Евстратий. Ох, не напрасный! Двое по душу его высокопревосходительства посланы! В одном вагоне с Витте едут!

– Как в одном вагоне? – опешил Медников. – Там же только Витте, его супруга с младенцем и бонной, члены делегации и наш Новицкий…

– Проводниками едут, Евстратий, – устало махнул рукой Лавров. – Вот об этом мы с тобой не подумали. Правда, Дубинин клянется, что до Берлина действовать им строго запрещено. Почему – выпытать не успел.

Медников с треском шлепнул себя ладонью по лбу:

– Ах я, старый дурень! Проводниками! То-то нам с Прохором вокзальный буфетчик рассказывал про двух неумёх-проводников, а я и внимания не обратил…

– Век живи, век учись, брат Медников! Но почему им велено действовать только после Берлина? Тут что-то не то, Евстратий! Витте порядки на железной дороге досконально знает. Если буфетчик на неумёх внимание обратил, то он и подавно. Рискованно им медлить, раскусить могут. Депешу Новицкому я в Минск отправил, предупредил, но… без инструкций. Действовать он должен по обстоятельствам. То есть ждать, пока покусители себя не проявят. Вот черт побери! Молод наш Андрейка, неопытен! Как бы дров не наломал…

– Стало быть, выдали вы своих исполнителей, господин доктор, – констатировал полковник Герасимов, выслушав сбивчивый рассказ Дубровина. – Слава богу, что у вас хватило ума не лично давать им задание…

– А вы бы не выдали, ежели револьвер в глотку засовывают? – окрысился тот. – Но как узнали про меня? Этого адъютанта-инородца непременно отыскать надо, Александр Васильевич! И карета приметная, с гербом!

– Перестаньте, господин Дубровин! – поморщился Герасимов. – Нет никакого адъютанта! Есть ряженый! Очень осведомленный ряженый…

– Слушайте, господин полковник! Совсем из головы вон: он ведь на прощание, когда из кареты меня выпихнул, крикнул: «Смерть самодержавию!» Стало быть, революционер, среди тех искать надобно.

Герасимов насмешливо покосился на перепуганного до сей поры вождя «черной сотни»:

– Вы что же, всерьез полагаете, что революционеры озаботились предстоящим покушением на Витте, господин Дубровин? Да они сами на Витте давно зубы точат. Это маскировка, причем не самая умная.

– Но вы злодея-то все равно, надеюсь, искать будете?

– Буду. Но только общим, так сказать, порядком. Без привлечения всех сил и средств. Нельзя нам к этому эпизоду внимание общества привлекать, господин Дубинин!

– Но как же так?! Меня едва не убили, пытали, а вы «общим порядком»? – возмутился тот. – На тормозах дело спускать будете?

– Не нравится? Тогда давайте я вас для начала официально допрошу – прищурился Герасимов. – Занесем в протокол требования похитителя: чего он от вас добивался? Имен тех, кого вы послали убить председателя Комитета министров Витте?

Дубинин обескуражено замолк.

– Так-то, Александр Иванович! Не об «адъютанте» думать нынче надо, – Герасимов оглянулся и понизил голос. – Казарина убирать надо! Того, кто исполнителям задание давал. В Москву хоть отправьте срочно – но только так, чтобы найти его можно было в любой момент. Понятно?

– Не маленький! – сварливо отозвался Дубинин, чувствуя, между тем, немалое облегчение от того, что «убирать» Казарина придется не ему.

– По первоначальному плану, ваших «патриотов» должен был шлепнуть мой человек, который в Берлине на поезд с Витте сядет, – продолжал размышлять вслух Герасимов. – Но раз вы ряженому имена назвали, я не исключаю того, что Витте будет предупрежден и примет меры. Кстати, вы уверены, господин Дубровин, что Казарин ни с кем не поделился деталями вашего поручения?

– Я вообще уже ни в ком и ни в чем не уверен, господин полковник – угрюмо буркнул Дубровин.

Человеком, которому полковник Герасимов поручил устранение убийц Витте, был вечный студент Борис Юткевич. Вступив в кружок социалистов-революционеров еще в университете, он очень скоро разочаровался в их «излишне мягкой» программе свержения самодержавия, принципиально отвергающий насилие. Поначалу он пытался убедить товарищей-«белоручек», что негоже истинным вершителям судеб России бояться запачкать руки кровью адептов самодержавия. И даже показал пример революционной решительности, ограбив и убив в одиночку ростовщика. Однако принесенная им внушительная денежная добыча его соратников отнюдь не вдохновила. А узнав на следующий день из газет о подробностях ограбления, сопровождаемых жестокими пытками, товарищи устроили над Юткевичем суд чести и с позором изгнали его из своих рядов.