Ирина Потанина - Смерть у стеклянной струи

— Я не обижаюсь исключительно потому, что эту историю я сам вам когда-то рассказал и рад, что вы ее помните, — сухо произнес Морской. — Но вообще, конечно…

— Знаю, — заверила Ирина. — Я думала переводить нормально, но увлеклась. Давайте спишем это на мое желание загладить вину перед Кларой. Она ведь не виновата, что я не могу вам отказать и подчиняюсь этим вашим нехорошим просьбам. Повторная прогулка по самому ужасному дню, который был в нашей жизни…. Как вам только в голову такое пришло?

Она заботливо поправила на Кларе сползший шарф и прошептала что-то вроде: «Это все скоро кончится». Бржихачек вечно мерзла, даже в безветренном гостиничном вестибюле куталась в плед, а сейчас так оживилась, что и утеплиться забыла.

— Это у нее нервное, — тихо пояснила Ирина Морскому. — С момента смерти Ярослава Клара сама не своя. Иногда, прям как я сейчас, впадает в оцепенение и слова вымолвить не может, но чаще пребывает в ненормальном возбуждении. У всех своя реакция на пережитый ужас, нам врач в скорой так и объяснил: вам кажется, что вы в порядке, но на самом деле… У Клары очень слабое здоровье, и ей совсем нельзя ни мерзнуть, ни так волноваться. — Пустившись в описание подруги, Ирина даже улыбнулась: — Она хорошая. Мы дружим много лет. Верней — четыре года. С тех пор, как Ярослав пригласил ее на работу. Сначала он ценил ее просто как специалиста, но потом стало ясно, что мы нашли настоящего друга семьи. По правде говоря, в Праге теперь, выходит, только она у меня и осталась. Если не считать, конечно, связей по работе. Но там все сложно. Я авторитет и не имею права плакаться. — Перескочив с работы на личную жизнь, она опять потемнела лицом. — Не представляю, как буду жить без Ярослава. Представьте, Рождество — а я одна. Или вообще ужасно — выходной. Буду, как Клара, требовать побольше рабочих дней или бродить одна по паркам, а если кто-то из друзей позовет на ужин, врать, что очень занята, имею массу приглашений, но раз вы так настаиваете, ладно уж, приду…

Морской невольно попытался представить Ирину в образе «как Клара» и не смог. И дело было не только в том, что Клара существенно старше. Обе изысканные, с тонкими чертами лица и фирменной «иностранной» элегантностью — они при этом были очень разные. Пестрые вещи, яркая помада и броские украшения (даже сейчас поверх перчаток она надела перстень и браслет) на Кларе смотрелись органично, а Ирину, наверное, убили бы. Да и весь этот имидж немного странной, сильной и успешной умудренной жизнью леди Ирине не пошел бы.

— Почему вы так смотрите? — насторожилась Ирина. — Я вам не кино! Просто задумались или задумали новую аферу?

Морской хотел съязвить, мол, «просто», когда речь об Ирине, не бывает, но не успел: гражданке Бржихачек, то и дело резким поворотом головы отбрасывающей от глаз мешающую обзору челку, надоело стоять на месте.

— Чтобы не блуждать, можете подождать нас по ту сторону церкви! — крикнула она милиционерам. — Мы нырнем во дворы возле вашего оплота революции и выйдем, думаю, примерно там! — Она махнула в сторону собора, сама же ринулась назад на Карла Маркса. Все четверо сопровождающих немедля двинулись за ней.

Точнее — пятеро. Морской был готов поклясться, что странного вида мужчина в кепке с козырьком, минуту назад заинтересованно рассматривавший ободранную театральную тумбу с ошметками афиш, двинулся к собору в тот же миг, как Клара прокричала о том, куда собирается идти. И попал он в поле зрение Морского уже второй раз за эту короткую прогулку.

— Не в курсе, что это за странный длинный тип? — спросил Морской Ирину, кивая на удаляющуюся спину. — Похоже, сопровождающие опера — не единственные, кто ведет за нами слежку.

— Константинов Константин Викторович собственной персоной! — удивленно протянула Ирина. Она позвала Клару, что-то объяснила, и та неодобрительно зацокала языком, — Чудак-человек, — пояснила Ирина. — Это представитель Изюмского завода. Кларочкин воздыхатель, как я понимаю. Она имела глупость кокетничать с ним в Изюме, и с тех пор он ей проходу не дает. Подозреваю, он и в Харькове остался вовсе не потому, что должен нас сопровождать, а потому, что надеется, что Клара проявит благосклонность. Она была бы, в общем-то, не против подружиться, но сначала у делегации не было ни минуты времени, а теперь, после случившегося, подобные встречи наедине попросту неуместны. Клара скорбит по другу и коллеге, куда ей развлекаться… А Константин зовет то в театр, то погулять… Клара ему прямо сказала, что сожалеет, но ей не до увлечений. Он как будто понял, но все равно излучает напряжение. Улыбочка эта еще гаденькая… Вежливая, конечно, но в глазах такая сталь, что жуть берет. А сейчас — это он, наверное, упрекает таким странным образом: демонстративно идет за нами, показывая, видимо, что вот, мол, на нас у Клары время есть, а на него — не нашлось.

— Не слишком-то демонстративно, — поправил Морской. — Он прятался за тумбой. Я случайно обернулся.

— Ну, значит, не упрекает, а просто хочет держать предмет воздыхания в поле зрения. А может, вышел прогуляться, увидел нас и пошел следом. Кто его разберет…

— Вы Горленко-то про него говорили? — спросил Морской уже на ходу и сразу пояснил для Клары на немецком: — Прошу прощения, я понимаю, что это личное, но… — Он запнулся, подбирая слова.

— Все в порядке, — заверила Клара.

— Коля первый нам про него рассказал. Вот, говорит, представитель завода. «Он как никто заинтересован в вашем благополучии. Не ест, не спит, домой в Изюм не едет — блюдет тщательность расследования и вашу безопасность. Если что — обращайтесь к нему». Я рассказала о привычке Константина Викторовича приглашать Клару на свидание, но Горленко, кажется, не удивился.

— Я бы тоже не удивился, — галантно соврал Морской, окидывая Клару восхищенным взглядом, чтоб сделать ей приятно. Она пожала плечами и ускорила шаг.

— Сюда! — позвала она на немецком. — Мы шли через этот двор. Вернее бежали.

— При мне собор закрыли, он много лет стоял бездушным, и мне казалось, он никогда уже не воскреснет, — пояснила Ирина. — Я в прошлый раз вам говорила, что мы разговаривали со старушками на углу. Но Клара права: это было не на том углу, а прямо здесь. Теперь я тоже узнаю место. Тут мы расспросили местных бабулек и узнали, что церковь с войны открыта. Я обрадовалась и побежала смотреть.

Морской быстро сделал новые заметки.

— Да! — свернув за дом, Клара резко сбавила темп. — Отсюда мы к собору и вышли. Я — бывший киношник. Могу забыть и перепутать все, только не ракурс.

— Вы были актрисой?

— Не-не-не! — Смутившись, Клара покраснела и да-же перешла на чешский.

— Она себя недооценивает! — Вместо того, чтобы переводить, объяснила Ирина. — Всем говорит, мол, была мелкой сошкой, отвечала всего лишь за приборы и была одним из десятка технических сотрудников. О том, что делала она все это в L.R.Film, не говорит. А вы ведь понимаете, Лени Рифеншталь кого попало на работу не нанимала.