К Сэнсом - Стенание [другой перевод]

— Ничего себе, да? — сказал Роуленд, даже его, похоже, это слегка потрясло.

— Да уж, мастер казначей.

Я стал читать дальше. Адмирал пробудет в Лондоне два дня и двадцать третьего августа верхом отправится в Хэмптон-Корт. По пути его будут приветствовать принц Эдуард, лорды, аристократы и тысяча всадников. На следующий день он отобедает с королем и королевой, а потом в Хэмптон-Корте планируются колоссальные празднества. И снова потребуется мое присутствие, как одного из сотен статистов на заднем плане.

— Понимаю, это все необходимо, чтобы произвести на высокого гостя впечатление. — Я положил бумаги на стол.

— Великие церемонии всегда были в духе нашего короля. От вас потребуется лишь стоять рядом в богатом облачении, как часть декорации, создавая, так сказать, фон. У вас есть золотая цепь для таких церемоний?

— Нет.

— Тогда добудьте одну поскорее, пока их все не распродали. Надо подготовиться заранее.

— Я понял.

— Вот и хорошо, — кивнул Роуленд. — А я напишу миссис Слэннинг. — Он сделал себе пометку, а потом взглянул на меня и устало заключил: — И постарайтесь впредь не впутываться во всякие неприятные истории, сержант Шардлейк. Хватит уже с вас злоключений.

Несмотря на предупреждение Роуленда, в тот день я вывел из конюшни Бытия, поехал в Грейс-Инн и спросил там, как найти Филиппа Коулсвина. В помещении, которое он делил с другим барристером, царил идеальный порядок: по сравнению с ним моя собственная контора выглядела царством хаоса. Меня отвели в кабинет к Коулсвину, который тоже выглядел безукоризненно: все бумаги там были аккуратно разложены по полочкам. Сам же хозяин кабинета положил перо и встал, чтобы поздороваться:

— Брат Шардлейк, какая приятная неожиданность! Насколько я понимаю, миссис Слэннинг вас уволила? Сегодня утром я получил известие, что ее новый представитель — брат Винсент Дирик.

— Да. — Я приподнял брови. — Я знаком с Дириком. А вы?

— Лично нет, но много о нем слышал. — Мой коллега вздохнул. — В своем письме Дирик сообщает, что его клиентка намерена поднять шум: якобы мы с вами и ее брат сговорились с экспертом, потому что все мы — еретики. Мало того, оказывается, эта вздорная женщина написала на вас жалобу в Линкольнс-Инн.

— Сегодня утром я как раз имел об этом беседу с нашим казначеем и пришел заверить вас, что тот считает жалобу полнейшей глупостью, каковой она и является. Но также хочу предупредить вас насчет Дирика: он настырен и не очень разборчив в средствах.

— Я подумал, что, может быть, Дирик просто-напросто надеется запугать меня и, вероятно, мастера Коттерстоука, чтобы прийти к соглашению между нашими клиентами. — Филипп покачал головой. — Хотя мы оба прекрасно знаем, что сие попросту невозможно.

— Казначей Роуленд велел мне держаться подальше от этого дела, особенно потому, что я должен участвовать в церемонии встречи французского адмирала в следующем месяце. Сами понимаете, роль мне в этом отводится мелкая и незначительная.

— Тогда я вам тем более благодарен, что зашли. Я вчера как раз обсуждал положение вещей с Эдвардом Коттерстоуком. Пытался смягчить его сердце, однако не преуспел. Напротив, он просто взбесился, узнав о последней выходке своей сестры. И сказал странную вещь: якобы на самый крайний случай у него есть нечто такое, что уничтожит Изабель.

— Что он имел в виду?

— Бог его знает. Коттерстоук выпалил это в злобе и отказался объяснять. Сказал лишь, что это не имеет отношения к данному делу, и быстро сменил тему.

— А Изабель как-то говорила, что ее брат совершил ужасные вещи. Может быть, из-за этого они так и ненавидят друг друга?

— Кто их разберет. — Коулсвин покачал головой.

— Помните старика-слугу, которого явно встревожило их поведение на экспертизе? Он по-прежнему присматривает за домом?

— Да. Но, мастер Шардлейк, вам лучше последовать совету вашего казначея и забыть про это дело.

— Я все равно не останусь в стороне, если в суде будут рассматривать обвинения, выдвинутые миссис Слэннинг.

— Но вы же не радикальный реформатор — вам нечего бояться.

— А вам? — напрямик спросил я.

Филипп не ответил, и я продолжил:

— Изабель Слэннинг постарается раздуть знатный скандал. А что, если она на суде через Дирика попросит вас поклясться, что месса преображает хлеб и вино в тело и кровь Христовы?

— Сомневаюсь, что суд такое позволит.

— А вдруг? Так что?

Коулсвин закусил губу:

— Не уверен, что смогу это сделать.

— Вот этого я и боялся, — тихо сказал я. — Прошу вас хорошенько все взвесить, Филипп. Это будет равносильно признанию в ереси. Подумайте, что станет не только с вами, но и с вашей женой и детьми. Со всеми, кто с вами связан. Даже со мной.

Лицо моего собеседника напряглось.

— Полагаете, я уже не размышлял об этом и не мучился? Да я постоянно молюсь, пытаясь понять, в чем заключается для меня промысел Божий!

Я посмотрел на его честное встревоженное лицо и понял, что Филипп Коулсвин, несмотря на все свои достоинства, может поставить под угрозу других, чтобы спасти — как он думает — свою душу. И тихо проговорил:

— Подумайте также, чем Божий промысел может обернуться для всех остальных.

Ни в тот день, ни на следующий никаких известий от Стайса не поступало. Вечером должен был состояться праздник по случаю дня рождения Джорджа. Погода переменилась, похолодало, и с запада набежали тучи. Дождь пошел бы на пользу урожаю, но я знал, что Тамазин планирует провести вечеринку в саду.

Я пришел в начале пятого. Было по-прежнему сухо, но небо помаленьку хмурилось. Маленький домик выглядел безукоризненно. Стол в гостиной был накрыт белой скатертью, на которой стояли сплюснутые с боков графины с пивом и вином. Вокруг были расставлены оловянные кружки, а в ухоженном садике установили другой стол — со сластями. Человек пятнадцать, мужчины и женщины, в основном за тридцать, все в лучших нарядах, стояли и оживленно разговаривали: это были соседи Бараков, а также клерки и стряпчие из Линкольнс-Инн с супругами. А вот из родственников совсем никого не было, поскольку отец Тамазин бросил ее еще в детстве, а мама умерла. Мне вспомнился рассказ Джека про недавнюю встречу с матерью на улице — сам он больше об этом не вспоминал. А затем я увидел Гая, который стоял несколько в стороне с кружкой пива.

Барак и Джейн Маррис ждали еще гостей, разнося туда-сюда графины и следя, чтобы кружки оставались полными. Хозяин дома явно чувствовал себя немного неловко в такой непривычной роли. Тамазин держала на руках Джорджа, в белой рубашечке и чепчике, показывая именинника гостям, чтобы те подходили и восхищались им. Николас тоже был здесь, в самом ярком и красивом камзоле, привлекая внимание гостей поблекшими синяками. Миссис Барак надела свое лучшее платье из желтого шелка. Я налил себе кружку пива и отошел в сторонку. Тамазин улыбнулась мне и протянула руку.