К Сэнсом - Стенание [другой перевод]

Джеймс устало покачал головой.

— Это были двое молодых людей: один светловолосый, с бородавкой на лбу, а другой почти лысый? — продолжил я расспросы.

— Да, они. — Умирающий посмотрел на меня, и его взгляд впервые сфокусировался. — А ты кто?

— Тот, кто накажет злодеев, напавших на вас.

Я подумал, что, набросившись на Маккендрика, Дэниелс и Кардмейкер явно недооценили силу и проворство бывшего солдата, и он сумел убежать к толпе подмастерьев. Но, похоже, убежал все-таки слишком поздно, чтобы спасти свою жизнь.

Маккендрик протянул из-под одеяла руку и схватил мою. Его ладонь была твердой и мозолистой — рука человека, который трудился и воевал, — но горячей и липкой от пота.

— Это они убили мастера Грининга? — спросил он.

— Да, и его подмастерье Элиаса тоже.

Рука Джеймса сжала мою крепче, а его глаза открылись, голубые и ясные. Он уставился на меня:

— Элиаса? А мы думали, он предатель.

— Нет, это был не он, — ответил я, а про себя подумал: «И не ты».

Маккендрик отпустил мою руку и со стоном откинулся на подушку:

— Значит, остается только Кёрди, Уильям Кёрди, которого мы считали такой искренней и чистой душой…

«Да, — подумал я, — но Кёрди мертв и не может сказать, кто был его хозяином. Его убили люди Рича».

Умирающий вновь посмотрел на меня и спросил:

— Ты один из нас?

— Один из кого?

— Из братьев. Верующих в новые небеса и новую землю. Тех, кого наши враги называют анабаптистами.

— Нет, я не из ваших.

Плечи Джеймса поникли, а потом он сурово посмотрел на меня:

— Знаешь, какие видения меня посещают? Великое будущее содружество, где люди в природной щедрости все делят поровну и мирно поклоняются Христу. Никаких властителей, никаких воюющих стран, все живут в полной гармонии… Это мне приснилось или я в самом деле узрел небеса, как ты думаешь?

— Думаю, приснилось, учитель, — печально ответил я. — Но точно не знаю.

Чуть погодя Маккендрик снова впал в беспамятство и еле-еле дышал. Я встал, и мои колени хрустнули. Узнав то, что мне было нужно, я медленно вернулся в главную палату, где Гай писал что-то за столом у дальней стены.

— Он снова лишился чувств, — вздохнул я. — А может быть, уснул, и ему снятся чудесные сны… А что, для него совсем ничего нельзя сделать? Положение и впрямь безнадежное?

Малтон покачал головой:

— Мы, медики, знаем признаки наступающей смерти.

— Понятно. — Я вспомнил, как Сесил сказал мне про королевских врачей, которые говорили, что Генрих не протянет долго. — Спасибо, что позвал меня, Гай. И вот еще что. Когда… когда он умрет, для больницы будет безопаснее, если его похоронят под вымышленным именем. Этого человека разыскивают в связи с возможной изменой.

Врач посмотрел на меня и сказал тихо, но страстно:

— Каждый вечер я молюсь, чтобы этот неизвестный мне ужас, в который ты впутался, поскорее закончился.

— Спасибо.

Я покинул больницу и, вернувшись домой, послал лорду Парру сообщение, пояснив, что шотландец нашелся и что шпионом точно был не он.

На следующее утро, очень рано, меня разбудил Броккет и вручил два полученных на рассвете письма. Первое было написано на дорогой бумаге и запечатано печатью королевы на красном воске: там говорилось, что этим утром я опять нужен в Уайтхолле. Второе письмо было от доктора Малтона и представляло собой наспех сложенный обрывок бумаги. Гай извещал меня, что Маккендрик ночью умер. И снова мой друг подписался только именем.

Разумеется, я тут же взял лодку и поплыл в Уайтхолл. Я не мог сообщить лорду Парру никаких новостей относительно книги королевы и понимал, что теперь, после того, что случилось с членами кружка Грининга, мы, скорее всего, уже никогда и не узнаем правду.

По пути к причалу Темпл я зашел в контору сказать Бараку, что должен срочно отлучиться и понятия не имею, когда вернусь. Мой помощник скучал в одиночестве — Николас и Скелли еще не пришли, — и я позвал его к себе в кабинет.

— Небось снова направляетесь в Уайтхолл? — спросил он.

— Да. Вчера вечером я нашел Маккендрика.

И я рассказал Джеку, что случилось в больнице.

— Значит, шпионом все-таки был мастер Кёрди, — протянул он.

— Похоже на то, — вздохнул я. — Я зашел в тупик.

— Тогда оставьте это политикам, пусть теперь они голову ломают, — проворчал Барак. — А вы сделали все, что могли.

— Не могу избавиться от чувства, что я подвел королеву.

— Вы сделали все, что могли, — раздраженно повторил Джек. — Между прочим, вы рисковали жизнью.

— Знаю. И не только своей, но также и твоей, и Николаса.

— Вот и покончим с этим. Если королева Екатерина падет, то лишь по своей собственной глупости.

Я снова оказался на пристани, где лодки перевозчиков толкались, соперничая за место у причальных тумб с лодками, которые привезли свежих лебедей для королевского стола и рулоны тонкого шелка. Причал сильно выдавался в реку, поэтому разгрузка шла даже в отлив. Впрочем, сейчас отлив еще только-только начался, и грязная серая вода плескалась у каменных нижних ступеней. Я вдруг вспомнил о бедном Питере Коттерстоуке, упавшем в реку в холодный осенний день. Я вылез из лодки и, запахнув мантию и поправив на голове шапку, посмотрел в направлении Королевской пристани. Там из-за длинного красного кирпичного фасада дворца виднелось ярко раскрашенное двухэтажное здание. Оно заканчивалось выстроенным над водой великолепным каменным навесом для лодок. К нему направлялась баржа: гребцы налегали на весла, двигаясь против течения, а на корме сидел мужчина в темной одежде. Я узнал плоское лицо и раздвоенную бороду — это был Уильям Пейджет, личный секретарь короля, начальник шпионов, один из немногих, кто знал, действительно ли посланник папы римского, некий Гуерино Бертано, находится в Лондоне.

Я прошел по лабиринту плотно расставленных строений, окруженных внутренними двориками. Некоторые стражники уже узнавали меня, хотя все они, выполняя свой долг, по-прежнему сверялись со списком, отмечая там мое имя. Вся окружавшая меня роскошь уже казалась знакомой, почти обыденной. Теперь, проходя мимо, я избегал смотреть на великие произведения живописи и скульптуры, чтобы не задерживаться понапрасну. Я увидел двух каменщиков, строивших новый замысловатый карниз в коридоре, и мне невольно пришли на ум слова Лимана, что каждый камень во дворце насквозь пропитан по́том простых людей. Вспомнил я и о том, как мало платят ремесленникам на королевских работах: дескать, это и так большая честь для простого человека.

Меня снова провели в приемную ее величества. Какой-то молодой человек, один из бесконечных просителей, спорил со скучающим стражником в черном с золотом мундире: