К Сэнсом - Стенание [другой перевод]

— Но если мы разберемся с этим делом без неприятностей для королевы, реформаторы могут начать все сначала. — Молодой юрист говорил безучастным, отстраненным тоном, но я понял, что Уильям Сесил знает очень многое. Он снова уставился на меня своими глазами навыкате, а потом приподнял шапку и поклонился. — Всего доброго, мастер Шардлейк!

После этого он повернулся и направился к реке, чтобы взять лодку до Уайтхолла.

Я шел домой по тихим улицам, глубоко задумавшись. Два человека были уже убиты, трое бесследно исчезли, а я так ни на шаг пока еще не приблизился к выяснению вопроса о том, кто же и зачем украл рукопись у королевы. Я чувствовал себя очень одиноким. Многого я не мог сказать Сесилу, да он и не знал о пропавшей книге. Единственными, с кем я мог откровенно говорить на эту тему, были лорд Парр и ее величество Екатерина.

Дойдя до Канцлер-лейн, я свернул к Линкольнс-Инн, чтобы выяснить, действительно ли колокол звонил по Билкнэпу. Привратник в дверях грелся на солнышке. Он поклонился мне:

— Дай вам Бог доброго дня, сержант Шардлейк.

— И вам также. Я слышал утром, что звонил колокол.

Привратник запричитал благочестивым голосом:

— Мастер Стивен Билкнэп умер, да смилостивится Бог над его душой! Женщина, которая ухаживала за ним, уже и гроб заказала. — Он кивнул в сторону двора. — Его отнесут в морг коронера, чтобы лежал там до похорон, потому что у усопшего не было семьи.

— Ясно, — кивнул я.

Мой собеседник прищурился:

— Пожалуй, вы не очень будете горевать по нему.

Привратник знал обо всех отношениях, существующих между членами нашего инна, включая и мою давнюю вражду с Билкнэпом.

— Перед лицом смерти забываются былые обиды, — ответил я, не желая уступать привратнику в благочестии.

А про себя подумал, как же обрадуются местные сплетники, когда распространится новость о памятнике, который решил установить себе Стивен. Вот уж будет им о чем почесать языками.

Затем я направился к конторе Билкнэпа. Теперь ставни в его комнате были открыты. В дверях послышался шум, и двое мужчин вытащили наружу дешевый гроб.

— Покойник совсем легкий, верно? — сказал один из них.

— Тем лучше для такого жаркого дня, — отозвался его напарник.

Они вынесли домовину из ворот, и залитый солнцем квадрат двора остался совершенно пустым. У нас существовал такой обычай: когда умирает член инна, при выносе гроба его друзья выходят во двор. Но никто не пожелал оплакивать Билкнэпа.

Я пошел прочь, домой. Мне хотелось есть, ведь я снова пропустил обед. Открыв дверь, я услышал голос Мартина Броккета, кричавшего с кухни Джозефине:

— Заруби себе на носу, юная леди, ты подчиняешься мне, а не моей жене! И должна докладывать мне, где ты была!

Я встал в дверях в кухню. Мартин гневно смотрел на Джозефину, его обычно бесстрастное лицо покраснело. Я помнил, как приемный отец вечно запугивал бедную девочку, неизменно приводя ее в дрожь и замешательство, и теперь мне было приятно видеть, что моя служанка не робеет, а смело смотрит на Броккета, отчего тот багровеет еще пуще. Агнесса стояла рядом, заламывая руки, а Тимоти затаился у окна в надежде, что его не заметят.

— Нет, Мартин, — резко сказал я. — Джозефина должна отчитываться передо мной. Она служит мне, как и вы с Агнессой.

Броккет взглянул на меня. Было почти смешно наблюдать, как он отчаянно пытается придать лицу свое обычное невозмутимое выражение.

— С чего это вы вдруг так набросились на бедную девушку? — спросил я его.

— Сегодня моя жена, — он замахнулся на Агнессу, — не спросив у меня позволения, разрешила этой девке идти гулять с тем молодым щеголем. А та вернулась слишком поздно. Сказала Агнессе, что будет в три, а сейчас уже почти четыре.

Я пожал плечами:

— У Джозефины выходной. Она может возвращаться когда хочет.

— Если она встречается с молодым человеком, меня следует поставить в известность.

— Но вас известили. Ваша жена. И я видел, как вы смотрели на Джозефину, когда та уходила.

— Но ради приличия она должна была вернуться тогда, когда сказала! — Управляющий еле сдерживался.

— Она уже взрослая и может прийти когда захочет. Запомни, Джозефина: если ты встречаешься с Брауном в свой выходной, то можешь возвращаться в любое время до вечернего звона; достаточно лишь заранее предупредить Мартина, Агнессу или меня.

Девушка сделала книксен.

— Спасибо, сэр, — проговорила она и мельком бросила на Броккета победоносный взгляд.

— И впредь, пожалуйста, больше никакого крика, — добавил я. — Я не потерплю ругани в своем доме. Джозефина, не принесешь ли мне немного хлеба и сыра? Я сегодня не обедал.

С этими словами я вышел.

Вообще-то, конечно, неправильно открыто вставать на сторону младшей прислуги в ее конфликте с экономом, но Мартин сам довел меня до этого. Хотел бы я знать, какая кошка пробежала между ним и Джозефиной!

Из окна я видел, как Тимоти вышел из кухни и направился через двор к конюшне. Повинуясь какому-то смутному порыву, я решил проследить за ним.

Парень сидел на своем обычном месте, на перевернутом ведре рядом с Бытием, и тихо разговаривал с конем, как он частенько делал. Слов мне было не расслышать. Когда моя тень в дверях загородила свет, подросток оглянулся и откинул с лица черные волосы.

Я непринужденно завел разговор:

— Мастер Броккет, похоже, очень рассердился на Джозефину.

— Да, сэр, — мгновенно согласился Тимоти.

— А раньше он когда-нибудь вот так же кричал на нее?

— Ну… Он любит, чтобы мы соблюдали порядок. — Паренек озадаченно посмотрел на меня, словно бы говоря: но это ведь так уж заведено.

— А ты, случайно, не знаешь, отчего эти двое враждуют между собой? Давай говори, я знаю, тебе нравится Джозефина! Если у нее возникла какая-то проблема, то я ей помогу.

Юный слуга покачал головой:

— Они, похоже, действительно недолюбливают друг друга, сэр, но я понятия не имею почему. Сначала все было нормально, но в последние месяцы Джозефина все время смотрит на мастера Броккета сердито, а он никогда не упустит случая ее отругать.

— Странно, — нахмурился я. — Ну ладно. Скажи, а ты подумал о том, что я тебе предлагал? О возможности отдать тебя в подмастерья?

Тут Тимоти заговорил с неожиданной горячностью:

— Я бы предпочел остаться здесь, сэр. Ухаживать за Бытием. Так не хочется покидать ваш дом… — Он покачал головой.

Мне вспомнилось, что, когда мы познакомились, Тимоти был беспризорником, уличным мальчишкой, жившим впроголодь. Мой дом оказался для него единственным безопасным местом, какое он знал в жизни. Но мне казалось неправильным, что мальчик его возраста не общается со своими сверстниками.

— Бояться совершенно нечего, — успокоил я его. — Я позабочусь о том, чтобы у тебя был хороший наставник и ты научился ремеслу. — Подросток испуганно смотрел на меня своими огромными карими глазами, и я продолжил, уже с некоторой долей раздражения: — Для мальчика твоих лет нехорошо проводить столько времени в одиночестве.