Роберт Маккаммон - Зов ночной птицы

На сей счет у него возникла идея, хотя тогда все же пришлось бы довериться одному из местных. Точнее, даже двум, если считать жену Гуда. Однако ему не терпелось открыть запечатанное ведро, а с этим как раз мог помочь Гуд.

Мэтью возблагодарил Бога, когда болото осталось позади, и, через сосняк обойдя стороной вышку, вскоре очутился перед хижиной Гуда. Тихонько постучал в дверь, но даже такой стук показался ему чуть ли не тревожным набатом, способным поднять на ноги весь невольничий квартал. К его досаде, пришлось стучать повторно — и чуть сильнее, — после чего в закрытом промасленной тканью окошке забрезжил свет.

Дверь отворилась. В проеме возникла рука со свечой, а над ней — заспанное лицо Гуда. Он был явно не намерен церемониться с нахалом, разбудившим его среди ночи, но увидел белую кожу, а затем опознал визитера и поспешил сменить гнев на милость.

— Ох… это вы, сэр?

— Мне нужно срочно кое с чем разобраться, — сказал Мэтью и продемонстрировал ведро. — Можно войти?

Разумеется, Гуд не мог ему отказать.

— Что там такое? — спросила Мэй с их убогого ложа, когда Гуд впустил Мэтью и закрыл дверь.

— Тебя это никак не касается, женщина, — сказал Гуд, зажигая вторую свечу от первой. — Спи дальше.

Она повернулась на другой бок, подтянув до шеи ветхое одеяло. Гуд поставил обе свечи на стол, а между ними Мэтью поместил ведро.

— Я только что выследил одного джентльмена, ходившего на болото, — пояснил Мэтью. — Не буду вдаваться в детали, но у него там припрятано немало такого добра. Я хочу знать, что это.

Гуд провел пальцами по запечатанной крышке. Затем поднял ведро и повернул его донышком к свету. Там обнаружилось выжженное на дереве клеймо с большой буквой «К» и буквами «ЧТ» под ней.

— Это клеймо бондаря, — сказал Гуд. — Похоже, он из Чарльз-Тауна.

Он осмотрелся в поисках подходящего инструмента, остановил выбор на большом ноже с крепким лезвием и стал отковыривать им застывшую смолу по периметру крышки, в то время как Мэтью нетерпеливо наблюдал за его действиями. Когда щель была расчищена на достаточном протяжении, Гуд вставил в нее лезвие и надавил на ручку ножа, как на рычаг. В следующий момент крышка подалась, и он снял ее с ведра.

Еще до того, как они заглянули внутрь, подсказку дал запах.

— Фу-у! — произнес Гуд, морща нос.

Насколько уловил Мэтью, этот резкий запах был сернистым в своей основе, с примесью скипидара и свежевыгнанного дегтя. В целом, содержимое ведра выглядело как густая черная краска.

— Можно твой нож? — спросил Мэтью и, получив его, лезвием помешал вонючую смесь. При этом на ее поверхности появились желтоватые прожилки серы. Он уже начал понимать, с чем столкнулся, и картина вырисовывалась хуже некуда. — Найдется сковородка, на которую можно будет вылить немного этой гадости? И еще нужна ложка.

Гуд, с присущей ему расторопностью, мигом снабдил его чугунной сковородой и деревянным ковшом. Мэтью зачерпнул только один раз, и этого хватило, чтобы покрыть тонким слоем дно сковороды.

— Достаточно, — сказал Мэтью. — Сейчас посмотрим, что у нас тут есть.

Он взял одну из свечей и наклонил ее над сковородой. Как только горящий фитиль соприкоснулся с этой субстанцией, она воспламенилась. Пламя имело голубоватый оттенок и было столь жарким, что Мэтью и Гуд дружно попятились от стола. Возгорание дополнительных ингредиентов смеси сопровождалось мелкими вспышками и потрескиванием. Мэтью схватил сковороду и быстро перенес ее к очагу, чтобы продукты горения вытягивались в дымоход. Даже при малой порции смеси сковорода успела сильно нагреться и обожгла ему руку.

— Это зелье сварганил сам Дьявол? — озадаченно спросил Гуд.

— Нет, здесь похимичили люди, — сказал Мэтью. — Но цели у них, похоже, вполне дьявольские. Этот состав именуется «адским огнем», и у него долгая история применения в морских битвах. Греки начиняли им зажигательные бомбы и метали их катапультами [17] Имеется в виду «греческий огонь» — горючая смесь наподобие современного напалма, в Средние века широко применявшаяся византийцами посредством специальных сифонов (прообраз огнемета) и баллист. После падения Константинополя в 1453 г. секрет «греческого огня» был утерян, но попытки создать что-то ему подобное предпринимались неоднократно. .

— Греки?! Только адских греков нам тут еще не хватало! Ох… простите, сэр, вырвалось.

— Ничего, тебя можно понять. А с предназначением этого вещества все абсолютно ясно. Наш любитель гулять по болотам увлекается огненными спектаклями.

— Сэр?

— Этот джентльмен, — пояснил Мэтью, созерцая яркое пламя на сковороде, — любит смотреть на горящие здания. А с помощью данной смеси он запросто подожжет любое, даже очень мокрое дерево. Полагаю, он кистью размазывает ее по стенам и полу, а затем подносит огонек в нескольких ключевых местах — и никакие пожарные этот дом уже не спасут.

— То есть, по-вашему… — смысл сказанного начал доходить до Гуда, — он использует это для поджога домов?

— Вот именно. Его последней жертвой стала школа. — Мэтью переместил сковороду на остывшие угли в очаге. — Зачем он это делает, я не знаю. Но сам факт, что данное ведро было сделано в Чарльз-Тауне и доставлено сюда морем, уже намекает на какой-то заговор.

— Доставлено морем? — Гуд напряженно уставился на Мэтью. — Стало быть, вы знаете, кто этот человек?

— Знаю, но пока не готов назвать его имя. — Мэтью вернулся к столу, накрыл ведро и плотно придавил крышку. — У меня к тебе будет просьба. Ты не мог бы ненадолго оставить эту вещь у себя?

Гуд с опаской взглянул на ведро.

— А оно, часом, не взорвется?

— Нет, если его не поджечь. Просто держи его закрытым и подальше от огня. Можешь обернуть его тряпьем и обходись с ним так же бережно, как со своей скрипкой.

— Так-то оно так, сэр, — промолвил он неуверенно, — да только я не слыхивал, чтобы кто-нибудь взорвался от небрежной игры на скрипке.

Уже подойдя к двери, Мэтью предупредил:

— Никому об этом ни слова. Если кто спросит, я здесь никогда не был.

Гуд взял обе свечи, чтобы убрать их подальше от столь разрушительной силы.

— Да, сэр. И… вы ведь потом вернетесь и заберете это отсюда?

— Конечно. Думаю, оно понадобится мне уже скоро.

Но только после того, как выяснится, почему Эдвард Уинстон сжигает город, основанный его работодателем, мог бы добавить он.

Покинув жилище Гуда, Мэтью зашагал к особняку, который находился на сравнительно небольшом удалении от невольничьего квартала, притом что эти два мира были очень далеки друг от друга. Желательно было поскорее заснуть, ибо день обещал быть насыщенным. Однако он уже знал, что вряд ли сможет поспать в оставшиеся ночные часы, поскольку его мозг будет работать в полную силу, под разными углами рассматривая новые обстоятельства в попытке уяснить их сущность. Теперь он и думать забыл о скотолюбивых извращениях Сета Хэзелтона — намного более серьезной проблемой были преступные действия Эдварда Уинстона, который устраивал все эти поджоги, а затем преспокойно — наряду с Бидвеллом и остальными — объявлял их причиной совместные козни Рейчел и Дьявола.