Роберт Маккаммон - Зов ночной птицы

— Вижу. — Бидвелл взглянул и сразу отвел глаза. — Но умер он… от потери крови, да?

— Верно, ему вскрыли артерии.

Мэтью обошел тело сзади, стараясь не задеть край вязкой лужи. Рядом с теменем он заметил сгусток из крови, волос и содранной кожи.

— Напавший сначала оглушил его тяжелым тупым предметом, — сказал Мэтью. — Удар был нанесен сзади и сверху. Наверно, действовать иначе он не рискнул, потому что лицом к лицу Пейн оказался бы слишком опасным противником.

— Тут без нечистой силы не обошлось! — произнес Бидвелл, стекленея взглядом. — Кто еще мог бы такое вытворить, как не сам Сатана!

— Если это и так, то Сатана хорошо изучил устройство кровеносной системы. Обратите внимание: горло Пейна не перерезано, как это было в случаях с преподобным Гроувом и Дэниелом Ховартом. Убийца хотел, чтобы Пейн истекал кровью медленно и мучительно. Полагаю, во время этой процедуры Пейн пришел в сознание и был оглушен повторно, на сей раз ударом спереди. А если позднее он и очнулся снова, у него уже не осталось сил для сопротивления.

— Оххх… мой желудок. Боже… меня сейчас вырвет.

— Тогда выйдите наружу, — сказал Мэтью, однако Бидвелл напрягся и сумел сдержать рвотные позывы.

Мэтью оглядел комнату, не обнаружив других следов борьбы, и задержал внимание на письменном столе. Стула перед ним не было, — видимо, на этом самом стуле и умер связанный Пейн. На настольном бюваре лежал лист с несколькими написанными строчками. Чернильница была открыта, а перо валялось на полу. Оплывший огарок в подсвечнике указывал на источник света для писавшего. Мэтью увидел капли крови (местами смазанные) на полу между столом и отодвинутым стулом. Подойдя к столу, он взял записку и прочел ее вслух:

— «Я, Николас Пейн, будучи в трезвом уме и твердой памяти, по собственной воле в этот день, восемнадцатого мая тысяча шестьсот девяносто девятого года, сознаюсь в совершенном мною убийстве…»

На этом месте запись обрывалась чернильной кляксой.

— Видимо, это было написано после полуночи, — сказал Мэтью. — Или незадолго до нее, раз Пейн поставил уже сегодняшнюю дату.

Тут его внимание привлекла еще одна деталь: на соломенном тюфяке постели стоял открытый дорожный сундук, частично заполненный вещами.

— Похоже, он собирался уехать из Фаунт-Ройала.

Бидвелл все еще с ужасом взирал на мертвеца.

— В каком… убийстве он хотел сознаться?

— В каком-то очень давнем, надо полагать. За ним водились грехи в прошлом, и один из них теперь его настиг.

Мэтью подошел к постели и осмотрел содержимое дорожного сундука. Одежду в него побросали как попало — признак срочности сборов, дабы отбыть без промедления.

— Значит, ты не считаешь, что к этому причастен Дьявол? Или ведьма?

— Нет, я так не считаю. Преподобный и Дэниел Ховарт, насколько я могу судить по описаниям, были убиты очень быстро. А здесь убийца намеренно оттягивал конец. Кроме того, здесь нет следов когтей, как в тех случаях. Эти раны нанесены чрезвычайно острым лезвием, а наносившая их рука была одновременно мстительной и… скажем так… опытной в рассечении тел.

— Ох Господи… что же нам делать? — Бидвелл трясущейся рукой потер лоб, попутно сдвинув набекрень парик. — Если люди узнают… что среди нас скрывается еще один убийца… уже к концу дня в Фаунт-Ройале не останется ни души!

— Это верно, — согласился Мэтью. — Не стоит распространяться об этом преступлении, иначе быть беде. Лучше держите его в тайне.

— Что ты предлагаешь? Спрятать труп?

— Я уверен, что вы сами найдете способ с этим справиться. Со своей стороны, я бы предложил сейчас завернуть тело в простыню и потом от него избавиться. Разумеется, чем позднее, тем… более неприятной будет эта задача.

— Но кто же поверит, что Пейн уехал из Фаунт-Ройала, никому не сказавшись? У него здесь друзья! И потом, он хотя бы заслуживает христианского погребения!

Мэтью в упор посмотрел на Бидвелла.

— Выбор за вами, сэр. Это ваша ответственность. В конце концов, он ваш служащий, и вы вправе посылать его с поручениями когда и куда угодно. — Он вновь обошел мертвеца и приблизился к выходу, который загораживал Бидвелл. — Вы позволите пройти?

— Куда ты уходишь? — запаниковал Бидвелл. — Ты не можешь оставить меня здесь!

— Вполне могу. Не беспокойтесь, я никому об этом не скажу, даю вам клятву.

«Никому, кроме одного человека», — мог бы добавить Мэтью. Того самого, к которому он сейчас и направлялся.

— Пожалуйста… мне нужна твоя помощь.

— Если под этим вы подразумеваете еще одну пару рук для того, снобы снять с постели простыню, завернуть в нее Пейна и очистить пол с помощью золы и дегтярного мыла… то я вынужден отклонить вашу почтеннейшую просьбу. Вам мог бы помочь Уинстон, но подозреваю, что никакие понуждения или угрозы не заставят его еще раз перешагнуть этот порог. — Мэтью сухо улыбнулся. — Но поскольку я имею дело с человеком, ненавидящим терпеть поражения… то искренне надеюсь, что вам все удастся и в данном случае. Желаю успеха, сэр.

Мэтью начал опасаться, что ему придется силой отодвигать Бидвелла от двери, каковой подвиг скорее пристал бы Гераклу, но хозяин Фаунт-Ройала наконец-то шагнул в сторону.

Мэтью уже открывал дверь, когда Бидвелл спросил почти жалобно:

— Значит… мне потребуются зола и дегтярное мыло?

— И еще немного песка, — добавил Мэтью. — Разве не так отскребают засохшую кровь с корабельной палубы?

Бидвелл не ответил и снова уставился на труп, прижимая ко рту платок.

Воздух на улице никогда еще так не радовал Мэтью своей свежестью. Остаточные спазмы в желудке сопровождались ощущением струящегося вдоль позвоночника холодного пота. Он приблизился к Уинстону, стоявшему в тени дуба неподалеку.

— Как случилось, что сегодня вы раньше всех побывали в этом доме?

Уинстон все еще не оправился от потрясения и не восстановил нормальный цвет лица.

— Я хотел… попросить Николаса сопровождать меня в Чарльз-Таун. Под предлогом переговоров о закупке припасов.

— А на самом деле вы не собирались возвращаться?

— Да. Я планировал отделиться от Николаса для встречи с Данфортом. А потом… я бы просто пропал в Чарльз-Тауне.

— Что ж, ваш план хотя бы наполовину реализован, — сказал Мэтью. — Вы уже пропали. А теперь позвольте откланяться.

Он покинул Уинстона и направился по улице Гармонии в ту сторону, откуда они ранее пришли, ибо по пути заприметил здание лечебницы.

Вскоре он остановился под дверью и подергал шнурок колокольчика. Ответа не было ни на первый, ни на пятый звонок. Мэтью нажал на дверь, которая оказалась незапертой, и вступил во владения доктора.

В приемной заливисто пели две канарейки в золоченой клетке, радуясь ярким лучам солнца из щелей в белых ставнях. Мэтью увидел еще одну дверь в глубине комнаты и постучал, но вновь не дождался ответа. Открыв ее, он очутился в коридоре. Впереди виднелись три двери, две из которых были распахнуты. В первой комнате он мимоходом заметил цирюльное кресло и ремень для правки бритвы; во второй стояли три койки, незанятые и аккуратно заправленные. Мэтью дошел до закрытой третьей двери и постучался снова.