Роберт Маккаммон - Зов ночной птицы

Не получив ответа и на сей раз, он толкнул дверь и очутился в лаборатории, судя по множеству стеклянных сосудов самых причудливых форм. Здесь имелось лишь одно окно со ставнями, а в пробивавшихся сквозь щели солнечных лучах плавали клубы голубоватого дыма.

Бенджамин Шилдс сидел в кресле у стены, сжимая в правой руке какой-то похожий на щипцы инструмент. Над кончиком этого инструмента вилась тонкая струйка дыма. Запах в комнате напомнил ему сочетание подгоревших земляных орехов и жженой веревки.

Лицо доктора скрывалось в тени, хотя полосы замутненного света падали на его правое плечо и рукав светло-коричневого сюртука. Очки покоились на стопке из пары книг в кожаных переплетах на письменном столе справа от него. Ноги были вытянуты и непринужденно скрещены в щиколотках. Мэтью молча следил за тем, как доктор поднес к губам небольшой горящий предмет — подобие табачной палочки — и сделал долгую, глубокую затяжку.

— Пейна нашли, — произнес Мэтью.

Доктор выпустил изо рта струю дыма — так же медленно, как перед тем затягивался. Голубое облачко, мерцая, поплыло сквозь косые лучи солнца.

— Я полагал, что ваше кредо — спасать жизни, а не отнимать их, — продолжил Мэтью.

Вместо ответа Шилдс сделал новую затяжку, подержал дым в легких и выдохнул.

Мэтью оглядел его галерею бутылок, флаконов и колб.

— Сэр, — сказал он, — вас видно насквозь, как эти прозрачные сосуды. Что подвигло вас на такое злодеяние?

И опять никакого ответа.

У Мэтью возникло чувство, будто он очутился в логове тигра, который решил поиграть с ним, как кошка с мышкой, прежде чем наброситься, обнажив клыки и выпустив когти. На всякий случай он держал в уме точное расположение двери за своей спиной. Пейн был умерщвлен с особой жестокостью, а это значило, что сидящий в десяти футах от него человек способен совершить нечто подобное вновь.

— Могу я высказать свои догадки о случившемся? — спросил Мэтью и, хотя доктор по-прежнему не желал говорить, продолжил: — Когда-то Пейн причинил вам ужасную боль. Он убил кого-то из вашей семьи? Сына или дочь?

Он выдержал паузу, но дождался лишь нового клуба дыма.

— Очевидно, так все и было, — сказал Мэтью. — Полагаю, огнестрельная рана. Но поскольку Пейн первым получил пулю, я склонен считать, что его жертвой был мужчина. Пейну пришлось обратиться к врачу, чтобы залечить рану. Так вы его и выследили? Разыскали врача, который его лечил, и далее пошли по следу? Сколько месяцев это заняло? Или даже не месяцев? Лет? — Мэтью кивнул сам себе. — Да, несколько лет, я думаю. Год за годом ненависть разъедала вам душу. Нужно немало времени для того, чтобы в спасителе жизней развилась неудержимая тяга к смертоубийству.

Шилдс молча разглядывал тлеющий кончик своей курительной палочки.

— Вы узнали, как умерла жена Пейна, — сказал Мэтью. — Однако Пейн, не желая ворошить прошлое, не рассказал никому в Фаунт-Ройале о том, что был женат. Потому он был так потрясен, когда выяснилось, что вам известна его история… и, будучи неглупым человеком, Пейн догадался, почему она вам известна. И вот вы явились к нему домой где-то около полуночи, я не ошибаюсь? Думаю, все нужные веревки и лезвия вы принесли с собой в сумке или, может, оставили их снаружи, перед тем как войти. Что было дальше: вы пообещали хранить молчание, если он напишет письмо с признанием в содеянном и затем немедленно уедет из Фаунт-Ройала, да?

Дым плавно дрейфовал в лучах света.

— Пейн даже помыслить не мог о том, что вы пришли его убить. Он считал, что вы хотите разоблачить его перед Бидвеллом и всеми горожанами, для чего и потребовалось письменное признание. А когда он сел за стол и начал писать, вы воспользовались моментом и ударили его по голове чем-то увесистым. Этот предмет вы припасли заранее или же схватили, что попалось под руку?

Ответа не было.

— И потом наступила минута, которую вы так долго предвкушали, — сказал Мэтью. — Наверняка предвкушали, раз проделали все так умело и методично. Вы насмехались над Пейном, вскрывая его вены? Он истекал кровью, беспомощный, с заткнутым ртом и разбитой головой. Под конец он так ослабел, что даже не смог опрокинуть стул, да и чего бы он этим добился? Возможно, он слышал ваши издевательские комментарии, когда умирал. И осознание этого факта доставляет вам огромное удовольствие, не правда ли, сэр? Разве это не счастливейшее утро в вашей жизни — ведь человек, которого вы так долго и упорно преследовали, наконец уподобился обескровленной мумии?

Шилдс сделал еще одну затяжку, выдохнул и подался вперед. Луч солнца упал на его влажное от пота лицо и высветил темно-фиолетовые круги под почти безумными глазами.

— Молодой человек, — произнес доктор негромко, но с напряжением, которое указывало на сдерживаемые эмоции, — вот что я вам скажу… Эти бездоказательные обвинения противоречат здравому смыслу. Моей главной заботой сейчас является здоровье мирового судьи… и любые посторонние раздражители могут повредить этому делу. Посему… если вы хотите, чтобы судья пережил сегодняшний вечер… вам следует… — он сделал паузу для новой затяжки, — следует позаботиться о том, чтобы я мог без помех заниматься его лечением.

Доктор снова откинулся на спинку кресла, и черты его лица исчезли в тени.

— Впрочем, вы ведь уже приняли именно такое решение, не так ли? Иначе вы не явились бы сюда в одиночку.

Мэтью проследил за медленно плывущим дымом.

— Да, — сказал он, чувствуя, что прочность его нравственных устоев сейчас сравнима с этими эфемерными облачками. — Да, я уже принял решение.

— Превосходное… очень разумное решение. Как он себя чувствовал этим утром?

— Плохо, — сказал Мэтью, глядя в пол. — Он бредил.

— Что ж, при лихорадке такое случается. Но я верю в положительный эффект присосных банок. Сегодня поставлю ему очистительную клизму, что должно поспособствовать выздоровлению.

— Выздоровлению? — с долей насмешки спросил Мэтью. — Вы действительно верите, что он выздоровеет?

— Я действительно верю, что у него есть шанс, — последовал ответ. — Небольшой, скажу честно, но есть… Кое-кто из моих пациентов смог выкарабкаться даже из такого тяжелого состояния. Так что… лучшее, что мы можем сделать, это продолжать лечение и молиться, чтобы оно помогло Айзеку.

Это какое-то умопомрачение, подумал Мэтью. Он здесь обсуждает лечебные процедуры со свихнувшимся мясником! Вдобавок речь идет о молитвах, что поднимает планку безумия на новый уровень! Но есть ли у него выбор? Мэтью вспомнил фразу Бидвелла, из-за которой он тогда так взвился, хотя должен был признать его правоту: «Поездка до Чарльз-Тауна еще скорее угробит жалкого доходягу».

Несмотря на то что установилась настоящая весенняя погода, болотные испарения на открытом воздухе все равно были опасны для еле живого Вудворда. А поездка в фургоне по разбитой дороге станет для него сущей пыткой, и никакие подстилки и одеяла тут не помогут. Как бы ему ни хотелось обратного, Мэтью сильно сомневался, что судья доедет до Чарльз-Тауна живым.