Роберт Маккаммон - Зов ночной птицы

— Возможно, он старался не высовываться из опасения, что кто-нибудь до него доберется ради получения награды. — Мэтью кивнул собственным мыслям. — Да, это многое объясняет. Например, слова Гуда о том, что Дьявол никогда не появлялся перед местными голландцами и немцами. Вероятно, Ланкастер сторонился немцев, да и обращаться к ним мог только по-английски, а не на их родном языке.

— Кто такой Гуд? — озадаченно спросил Смайт. — Простите, я вас не понимаю.

— Виноват, это мысли вслух. — Мэтью был так возбужден, что не мог стоять на месте и начал расхаживать взад и вперед. — Вы не могли бы рассказать, когда и по какой причине Ланкастер покинул цирк?

— Этого я не знаю. Наша семья ушла оттуда раньше его.

— А! И с тех пор вы Ланкастера не видели?

— Нет. И в этот цирк мы возвращаться не собирались.

Мэтью уловил в его словах нотку горечи.

— Почему? Вашего отца уволили?

— Нет, дело было не так. Отец сам решил уйти. Он был против некоторых нововведений мистера Седархольма, владельца цирка. Мой отец, благослови его Господь, очень порядочный человек, и он выступил против включения в цирковую программу шоу уродов.

Мэтью резко прервал ходьбу.

— Уродов?

— Да. Сначала их было трое.

— Трое… — повторил Мэтью. — А можно узнать, как они выглядели?

— Там была здоровенная — величиной с барана — черная ящерица. Эту тварь привезли с какого-то острова в южных морях, и моя мать чуть не упала в обморок, когда впервые ее увидела.

— А второй, — подхватил Мэтью, у которого вмиг пересохло во рту, — не напоминал ли чертенка? Возможно, карлик с детским лицом и длинными белыми волосами?

— Да, именно так. Но откуда… откуда вы знаете? — Теперь Смайт был действительно обескуражен.

— А третьим, — продолжил Мэтью, — было некое… противоестественное существо?

— Как раз из-за этого третьего мой отец и решил паковать пожитки. Это был гермафродит с женской грудью и… мужскими причиндалами. Мой отец говорил, что даже Сатану покоробило бы при виде такого надругательства над природой.

— Вашему отцу, мистер Смайт, было бы интересно узнать, что теперь их уродствам нашлось применение в Фаунт-Ройале, на радость и во благо Сатане. Ну все, теперь он попался! Попался!

Не сдержавшись, Мэтью ударил кулаком по ладони; глаза его загорелись охотничьим азартом. Но он поспешил обуздать свой порыв, заметив, что Смайт попятился и глядит на него с опаской, как будто имеет дело с безумцем.

— У меня к вам просьба, — сказал Мэтью. — Опять же, это крайне важно. Мне известно, где живет Ланкастер. Это недалеко отсюда, в самом конце улицы. Не могли бы вы пойти туда со мной — прямо сейчас, — посмотреть ему в лицо и подтвердить его настоящую личность?

— Но я и так уже все вам сказал. Я видел его глаза, которые невозможно забыть, как и его голос. Это он.

— Да, но я прошу вас опознать его в моем присутствии.

Помимо этого, Мэтью хотел, чтобы Ланкастер как можно скорее узнал, что клинок правосудия уже пронзил его мерзостный, извращенный замысел, для верности пару раз провернувшись в ране.

— Однако… у меня здесь дела. Может, сходим туда ближе к вечеру?

— Нет, сейчас, — сказал Мэтью, правильно истолковав настороженный взгляд Смайта. — Как представитель судебной власти, должен вас уведомить, что опознание является официальной процедурой. Полномочия, данные мне мировым судьей Вудвордом, позволяют принудить вас к этому.

Это была откровенная ложь, но у Мэтью не оставалось времени на дальнейшие разъяснения и уговоры.

Видимо, Смайт хорошо усвоил уроки своего добропорядочного родителя, ибо он сразу же сказал:

— Принуждать меня не потребуется, сэр. Если это законная процедура, я буду рад помочь.

Засим Мэтью и Смайт зашагали по улице Усердия — первый в понятной спешке, а второй со вполне объяснимой сдержанностью — к дому человека, ранее известного под именем Гвинетт Линч. Когда они достигли места предстоящей казни, Смайт чуть задержался, чтобы со смесью страха и любопытства осмотреть столб и заготовленные дрова. Около второй кучи стояла запряженная волами повозка, и двое мужчин — одним из которых был здоровяк мистер Грин — сгружали с нее новую партию топлива для сожжения ведьмы.

«Давайте трудитесь, — подумал Мэтью. — Растрачивайте впустую свои силы и время, ибо еще до конца этого дня одной ночной птицей в клетке станет меньше, а ее место займет некий стервятник!»

Впереди показалась хижина.

— Боже мой! — изумился Смайт. — Это здесь живет мистер Ланкастер?!

— Мистер Ланкастер живет внутри, — ответил Мэтью, еще ускоряя шаг. — А снаружи это дом крысолова Линча.

Мэтью ощутил первый укол разочарования, не увидев дыма над трубой, — правда, время завтрака давно уже миновало. Но и закрытые ставни на всех окнах намекали на отсутствие хозяина. Мэтью выругался про себя, поскольку он рассчитывал должным образом провести опознание и сразу после того вместе со Смайтом отправиться к Бидвеллу. Ему пришло в голову, что, если Ланкастер все же находится внутри, спрятавшись от света, как кухонный таракан, он может взъяриться на визитеров, а у них нет никакого оружия для самозащиты. Пожалуй, стоило позвать мистера Грина. Но затем его посетило еще одно, ужасное предположение.

А вдруг Ланкастер, понимая, что его скоро разоблачат, сбежал из Фаунт-Ройала? Времени на побег у него было предостаточно. Но как бы он выехал за ворота после захода солнца? Такого здесь еще не бывало. Мог ли страж его выпустить, не уведомив Бидвелла? Или же Ланкастер успел оседлать коня и отбыть вчера еще до наступления сумерек?

— Вы уже почти бежите! — воскликнул Смайт, пытаясь за ним поспеть.

Если Ланкастер исчез, судьба Рейчел останется под вопросом. Да, черт возьми, Мэтью почти бежал, а на последних двадцати ярдах действительно помчался во всю прыть.

Он с ходу постучал кулаком по двери. Впрочем, на ответ он не рассчитывал и был уже готов к следующим действиям: открыть дверь и войти внутрь.

Но еще на пороге Мэтью получил сильнейший удар.

Не кулаком по лицу, нет — ему ударил в нос тяжелый, густой запах крови. Он инстинктивно отпрянул, хватая ртом воздух.

Вот что пронеслось перед ним вихрем кошмарных образов: лучики света из щелей в ставнях отблескивали от темно-красной крови, которой были залиты половицы и запятнана простыня на лежаке; посреди комнаты на правом боку лежал мертвый Ланкастер, левой рукой сжимая край простыни как будто в попытке подняться; его рот и ледянистые глаза были широко открыты, лицо иссечено огромными когтями, а вспоротое от уха до уха горло уподобилось широченной красногубой ухмылке. По некогда ухоженному помещению словно пронесся ураган, раскидав повсюду одежду из сундука и кухонные принадлежности с полок, выдернув из гнезд и перевернув ящики письменного стола. Вдобавок ко всему выброшенная из очага зола тонким налетом покрывала труп, как могильная пыль.