Роберт Маккаммон - Зов ночной птицы

— Молодой человек, — раздраженно молвил Брайтмен, резко останавливаясь, — я стараюсь быть предельно вежливым в сложившихся обстоятельствах. Мы должны — повторяю, должны — двинуться в путь не позже чем через час. До Чарльз-Тауна мы засветло не доберемся, но хотелось бы успеть до полуночи.

— Тогда не лучше ли вам переночевать здесь и отправиться завтра утром? — предложил Мэтью. — Уверяю вас, что…

— Боюсь, ни вы, ни мистер Бидвелл не сможете в чем-либо нас уверить. Даже в том, что мы доживем до завтрашнего утра. Нет. Я думал, у вас тут лишь одна ведьма, хоть и это уже большое бедствие. Но теперь выясняется, что их тут затаилось невесть сколько, готовых и жаждущих совершать убийства ради своего повелителя… Нет, на такой риск я пойти не согласен.

— Пусть так, — сказал Мэтью, — но могу я попросить мистера Смайта обратиться к мистеру Бидвеллу? Это займет лишь несколько минут, но…

— Дэвид не может говорить ни с кем, молодой человек, — твердо заявил Брайтмен. — Вы меня слышали? Я сказал: «Он не может».

— Но где же он сам? Мне бы с ним перемолвиться хоть…

— Вы меня не слушаете, мистер Корбетт. — Брайтмен шагнул вперед и сдавил его плечо своей железной хваткой. — Дэвид сейчас в одном из фургонов. Даже если я дозволю вам с ним повидаться, толку из этого не выйдет. Дэвид в самом прямом смысле не может говорить. Он успел сообщить об увиденном — в особенности о кровавой надписи, — но сразу после того зарыдал и начал биться в судорогах. Потом умолк и продолжает молчать до сих пор. Вы, разумеется, не в курсе, что Дэвид — очень впечатлительный молодой человек. Я бы даже сказал: болезненно впечатлительный. — Брайтмен сделал паузу, глядя Мэтью в глаза. — У него и в прошлом бывали нервные срывы. Именно из-за них он потерял работу в театре «Крест Сатурна» и у Джеймса Прю. Его отец — мой старый друг, и по его просьбе я согласился взять Дэвида в свою труппу и присматривать за ним. Думаю, сцена жестокого убийства поставила его на грань… впрочем, лучше не уточнять чего. Ему дали кружку рома и темные наглазники, чтобы он отдохнул и успокоился. И я, разумеется, не позволю вам потревожить Дэвида, иначе он так и не оправится.

— Но… может быть… на одну…

— Нет! — гаркнул Брайтмен своим колокольным басом и освободил от хватки плечо Мэтью. — Извините, но к Дэвиду я вас допустить не могу, каковы бы ни были ваши намерения. Приятно было с вами познакомиться, мистер Корбетт, и я надеюсь, что эта ведьмовская ситуация разрешится благополучно. Советую вам этой ночью держать в постели Библию, а рядом с постелью — зажженную свечу. Да и пистолет под подушкой не помешает. Желаю удачи. Прощайте.

Он скрестил руки на груди, дожидаясь, когда Мэтью покинет их лагерь. Но Мэтью решил сделать еще одну попытку:

— Сэр, я вас умоляю. От этого зависит жизнь женщины.

— Какой женщины?

Мэтью начал произносить имя, но прервался, осознав бесполезность этого. Брайтмен взирал на него с каменным лицом.

— Я не знаю, что за интриги тут у вас плетутся, — сказал Брайтмен, — да и знать не хочу. Но я знаю, что у Дьявола очень длинные руки. — Он окинул взглядом пейзаж Фаунт-Ройала, и глаза его погрустнели. — Мне больно это говорить, но следующим летом, скорее всего, нам уже незачем будет посещать эти места. Здесь жило много прекрасных людей, которые были к нам очень добры. Но… таковы перипетии судьбы. А теперь прошу прощения, меня ждут срочные дела.

Мэтью больше нечего было сказать. Он проводил взглядом Брайтмена, который присоединился к группе мужчин, разбирающих желтый навес. Один из фургонов уже был запряжен, к другим подвели лошадей и готовили упряжь. Мэтью подумал: а не обыскать ли по очереди фургоны, ссылаясь на свои права судейского чиновника? Но, допустим, он найдет Смайта, и что потом? Что это даст, если Смайт слишком потрясен и не в состоянии говорить? Однако нельзя же позволить Смайту покинуть город до того, как он раскроет Бидвеллу истинную сущность крысолова! Это недопустимо!

Но в равной степени недопустимым было бы схватить припадочного невротика за шкирку, как шкодливого пса, и трясти его, пока не заговорит.

Мэтью на ватных ногах, с кружащейся головой, перешел на другую сторону улицы Усердия и сел на краю кукурузного поля. Лагерь быстро сворачивался, все имущество труппы перемещалось в фургоны. Через каждые несколько минут он давал себе клятву подняться, решительно подойти к фургонам и отыскать Смайта. Но всякий раз он оставался на месте — даже когда щелкнул кнут, раздался крик «Трогай!» и первый фургон со скрипом покатил прочь. Вскоре за ним последовали и другие. Однако Брайтмен задержался, помогая джентльмену фальстафовского типа погрузить в последний фургон сундук и пару коробок поменьше. Еще до того, как они с этим справились, появился экипаж Бидвелла, который велел Гуду остановиться, спустился на землю и подошел к Брайтмену.

Их беседа продлилась лишь три-четыре минуты. В основном говорил Брайтмен, а Бидвелл слушал и кивал. Потом они пожали друг другу руки, Брайтмен взобрался на козлы фургона, где уже восседал фальстафовский толстяк. Щелкнул кнут, Брайтмен прогудел: «Но! Поехали!», и лошади налегли на постромки.

Слезы горькой досады жгли глаза Мэтью. Он почти до крови прикусил нижнюю губу. Фургон Брайтмена удалялся, покачиваясь на выбоинах. Мэтью понурился и продолжал смотреть в землю, пока не заметил тень подошедшего человека, но даже тогда не поднял головы.

— Я приказал Джеймсу Риду охранять тот дом, — произнес Бидвелл тусклым, безжизненным голосом. — Джеймс хороший человек, на него можно положиться.

Мэтью взглянул на Бидвелла, который снова был в парике и треуголке, но те сидели на голове вкривь и вкось. Лицо Бидвелла распухло и приобрело желтовато-меловой оттенок; а взгляд был как у зверя при внезапном звуке выстрела.

— Джеймс никого туда не пустит, — добавил он и нахмурился. — Но как же теперь быть с крысоловом?

— Не знаю, — пробормотал Мэтью.

— Крысолов, — пояснил Бидвелл, — нужен каждому городу. Конечно, если этот город хочет расти.

Он резко обернулся на шум еще одного фургона — на сей раз без тента, с наспех упакованными пожитками семейства Адамс, — двигавшегося по улице Усердия в сторону городских ворот. Мартин правил вожжами с мрачно-решительным видом. Констанс Адамс, как и он, смотрела прямо перед собой, словно боялась даже оглянуться на брошенный ими дом. Их дочь, Вайолет, была втиснута между родителями и только что не раздавлена ими в лепешку.

— Это очень важно для города, — продолжил Бидвелл все тем же до странности ровным и невыразительным тоном. — Необходимо сдерживать распространение крыс. Я… я скажу Эдварду заняться этой проблемой, и он даст мне дельный совет.