Роберт Маккаммон - Зов ночной птицы

Все это увидел и Смайт. Он издал сдавленный стон, отшатнулся, а потом бросился бежать по улице Усердия в сторону своего лагеря; при этом его лицо было белее мела, а с губ рвался крик:

— Убийство! Убийство!

Этот крик не мог не всполошить всех, кто его слышал, но как раз благодаря ему Мэтью пришел в себя и понял, что у него остается совсем немного времени на осмотр места преступления до того, как ему помешают. Судя по описаниям предыдущих убийств, зверски искромсанный Ланкастер выглядел точно так же, как преподобный Гроув, когда его тело нашла супруга, и как Дэниел Ховарт, которого обнаружила Джесс Мейнард. Нечего удивляться тому, что миссис Гроув и семья Мейнард спешно покинули город.

Разорванное горло. Следы чудовищных когтей на лице. Такие же порезы на плечах, руках и груди Ланкастера, а от рубашки остались только окровавленные клочья.

Да, подумал Мэтью, такое мог вытворить только настоящий Дьявол.

К горлу подступала тошнота, Мэтью был до полусмерти напуган, однако сейчас ему нельзя было раскисать. И он перешел к осмотру разгромленной комнаты. Выдвижные ящики, бумаги и прочие вещи валялись на полу; чернильница была разбита. В первую очередь — до неизбежного появления мистера Грина — Мэтью хотел отыскать две вещи: сапфировую брошь и книгу о Древнем Египте. Но еще только наклоняясь, чтобы покопаться в этом месиве из крови, чернил и залитых ими бумаг, он отчетливо понял, что именно эти две вещи здесь найти не удастся.

Через пару минут, только напрасно испачкав руки в крови, он признал поиск бесполезным и бессмысленным. Эта мертвецкая как будто вытягивала из Мэтью все силы, и он с трудом сопротивлялся желанию выйти отсюда на свежий воздух, под яркое солнце. Кстати, Смайт как в воду глядел, когда говорил, что прежний Ланкастер не надел бы такие лохмотья даже под страхом смерти, ибо он умер одетым во вполне приличные темно-серые бриджи и белую — то есть в ту пору еще белую — рубашку.

Более не в силах это терпеть, Мэтью распрямил спину и повернулся к двери, которую он ранее приоткрыл лишь настолько, чтобы войти в дом. И только сейчас на внутренней стороне двери он увидел надпись запекшимися красными «чернилами» из вен Ланкастера:

МОЯ РЕЙЧЕЛ ЗДЕСЬ НЕ ОДНА.

Со следующим ударом сердца волосы Мэтью поднялись дыбом, а в его кожу как будто вонзились тысячи иголок. И первыми пришедшими на ум словами стали: «Дело… дрянь».

Он все еще оторопело взирал на эту роковую надпись, когда через порог переступил Ганнибал Грин в сопровождении своего напарника по разгрузке дров. Грин сразу же замер как вкопанный; его рыжебородое лицо исказилось от ужаса.

— Боже милосердный! — вымолвил он, потрясенный вплоть до подошв своих рабочих сапог. — Линч?

Он посмотрел на Мэтью, который ответил кивком. В следующий момент Грин увидел испачканные кровью руки секретаря и взревел:

— Рэндалл! Зови сюда мистера Бидвелла! Живо!

Грин продолжал бы считать Мэтью кровавым убийцей, не появись бледный, но уже отчасти пришедший а себя Дэвид Смайт, который объяснил, что они вдвоем обнаружили труп. Мэтью воспользовался случаем и вытер руки одной из чистых рубашек, выброшенных из сундука. В дальнейшем Грину стало уже не до Мэтью: пришлось оттеснять от дома сбежавшихся на крик Смайта людей, среди которых были Мартин и Констанс Адамс.

— Вы подтверждаете, что это Ланкастер? — спросил Мэтью у Смайта, который стоял в сторонке, не отрывая взгляда от трупа.

Смайт сглотнул слюну.

— Его лицо… сильно пострадало… но я узнаю глаза. Незабываемые глаза. Да, этот человек… был Джонатаном Ланкастером.

— Осади назад! — рычал на зевак Грин. — Назад, я сказал!

В конечном счете отступив под их натиском внутрь дома, он захлопнул дверь и тут узрел кровавые каракули на ее обратной стороне.

Мэтью показалось, что великан вот-вот рухнет без чувств, ибо он пошатнулся, как от мощного удара. Затем он повернул голову, чтобы взглянуть на Мэтью; при этом глаза его как будто съежились и провалились вглубь черепа.

— Лучше я… — произнес Грин слабым голосом, — лучше я посторожу дверь снаружи.

С этими словами он пулей вылетел из дома.

Смайт также увидел надпись. Он разинул рот, но не издал ни звука, а потом нагнул голову и последовал примеру Грина с ничуть не меньшей прытью.

Враг сделал очень сильный, практически выигрышный ход. Оставшийся в доме наедине с покойником Мэтью воспринял это как похоронный звон по Фаунт-Ройалу. Когда слух о кровавой надписи распространится среди местных — а он, возможно, уже начал распространяться с подачи Грина, — весь этот город не будет стоить и выеденного яйца.

Он старался не смотреть на распоротое когтями и страшно изуродованное лицо Ланкастера. Наклонившись, он возобновил поиски броши и книги, на сей раз вороша кровавое месиво не руками, а какой-то подобранной тряпкой. Чуть погодя его внимание привлек деревянный ящик, открыв который он обнаружил орудия труда крысолова: длинный коричневый мешок для крысиных трупиков, запятнанные перчатки, сумку из воловьей кожи, баклаги и флаконы — вероятно, с приманками. Также в коробке лежал наконечник от крысобойного копьеца — тот, что поменьше, с одним острием, начищенным до блеска.

Мэтью оглядел комнату в поисках древка и — что важнее — той самой насадки с пятью загнутыми лезвиями, которую изготовил для крысолова Хэзелтон.

Но этих предметов он здесь не нашел.

Взяв кожаную сумку, Мэтью заметил две капли и мазок засохшей крови у горловины, рядом с уже распущенной завязкой. Сумка оказалась пустой.

Странно, что такой чистюля, как Ланкастер, не стер крысиную кровь со своей сумки, прежде чем убрать ее в сундучок. И почему среди прочих вещей не оказалось пятизубой насадки — «полезной штуки», как ее называл Ланкастер?

Теперь Мэтью заставил себя еще раз взглянуть на изрезанное лицо Ланкастера. Затем, преодолевая отвращение, он осмотрел глубокие раны на плечах, руках и груди.

И внезапно все понял.

Прошла еще примерно четверть часа, которую Мэтью потратил на безрезультатные поиски насадки, и дверь вновь — на сей раз опасливо — приотворилась, и в проеме возник хозяин Фаунт-Ройала; глаза у него были размером с чайные блюдца.

— Что… что тут случилось? — выдохнул он.

— Эту сцену застали мы с мистером Смайтом. Ланкастер покинул наш мир, — сказал Мэтью.

— Это вы… о Линче?

— Нет. По-настоящему никаким Гвинеттом Линчем он не был. Его зовут — то есть звали — Джонатаном Ланкастером. Прошу вас, войдите.

— А надо ли?

— Думаю, надо. И потом закройте дверь, пожалуйста.

Бидвелл — в ярко-голубом костюме, с болезненно перекосившимся лицом — вошел внутрь и затворил дверь. Но тут же навалился на нее спиной, явно не желая продвигаться дальше.