Роберт Маккаммон - Зов ночной птицы

Мэтью на пару секунд сдавил пальцами свои виски.

— Мистер Бидвелл, — сказал он. — Мы имеем дело с человеческим существом, а не с Сатаной. За всем этим стоит один человек. Но это хитрец и ловкач, каких я в жизни не видывал.

— Поначалу они испугаются, — вел свою линию Бидвелл. — Да, конечно, как тут не испугаться? Они так хотели развлечься выступлением лицедеев.

— Ланкастера убили потому, что убийца знал о его неминуемом разоблачении. Одно из двух: либо Ланкастер сам рассказал этому мужчине — либо очень сильной и безжалостной женщине — о том, что Смайт его опознал… либо убийца был в вашем доме прошлым вечером, когда Смайт говорил мне об этом.

— Думаю… кое-кто из них уедет. И я не могу их винить. Но большинство образумится, тем более что казнь уже скоро.

— Прошу вас, мистер Бидвелл, — сказал Мэтью. — Постарайтесь меня услышать.

Он вновь опустил голову под тяжестью собственных мыслей.

— Не думаю, что мистер Уинстон способен на убийство. Таким образом… если убийцей действительно был кто-то из присутствовавших вчера в вашем доме… круг сужается до миссис Неттлз и учителя Джонстона.

Бидвелл молчал, но Мэтью слышал его хриплое дыхание.

— Миссис Неттлз могла подслушивать этот разговор под дверью гостиной. Быть может… я что-то упустил из виду касательно нее. Помнится… она сообщила мне нечто важное о преподобном Гроуве… но я пока не могу связать эти факты воедино. А вот учитель… насколько вы уверены, что его колено…

Тут Бидвелл рассмеялся.

Это, возможно, был самый жуткий звук из всех слышанных Мэтью. Да, это был смех, но из глубин его рвалось нечто вроде сдавленного визга.

Мэтью поднял взгляд на Бидвелла, и его потрясение усугубилось: рот Бидвелла смеялся, но глаза представляли собой два провала, зияющих ужасом, а по щекам струились слезы. Он начал пятиться по мере того, как набирал силу этот хохот. А потом поднял трясущуюся руку и нацелил указательный палец на Мэтью.

Безумный смех резко оборвался.

— Ты… — прохрипел Бидвелл, у которого теперь текло не только из глаз, но и из носа. — Ты один из них, да? Вас прислали погубить мой город и свести меня с ума? Но я тебе не по зубам! Не по зубам вам всем! Я никогда не проигрывал, не проиграю и сейчас! Ты меня слышишь? Я никогда не проигрывал! И сейчас… сейчас… сейчас…

— Мистер Бидвелл… — Рядом с ним возник Гуд и осторожно взял его за руку. Хотя это было верхом наглости со стороны раба по отношению к хозяину, Бидвелл не сделал попытки высвободиться. — Нам надо ехать, сэр.

Бидвелл продолжал смотреть на Мэтью так, будто видел перед собой самого князя тьмы.

— Сэр… — тихо повторил Гуд, — надо ехать.

И он легонько потянул Бидвелла за руку.

Бидвелла бил озноб даже под ярким и теплым солнцем. Он опустил глаза и вытер слезы со щек тыльной стороной свободной руки.

— Ох… — выдохнул он. — Я устал. Совсем… измотан.

— Да, сэр. Вам нужен отдых.

— Отдых… — Он кивнул. — Мне станет лучше после отдыха. Поможешь мне залезть в карету?

— Да, сэр, я вам помогу.

Гуд взглянул на Мэтью и приложил палец к губам как предостережение от новых реплик. Затем, поддерживая Бидвелла, повел его к экипажу.

Мэтью остался стоять на месте. Он смотрел, как Гуд подсаживает хозяина, а потом забирается на козлы и щелкает вожжами, иноходью посылая лошадей вперед.

Когда экипаж исчез из виду, Мэтью уставился на покинутое лицедеями поле, готовый расплакаться вслед за Бидвеллом.

Его надежды на освобождение Рейчел пошли прахом. Мэтью не имел ни малейших доказательств, подтверждающих его правоту, хоть он и был в ней уверен. Без Ланкастера — и без Смайта, могущего придать убедительности словам Мэтью, — его теория о манипуляции сознанием жителей Фаунт-Ройала будет воспринята как бред сумасшедшего. Подспорьем могли бы послужить сапфировая брошь и книга о Древнем Египте, но убийце наверняка была известна ценность этих улик — а также их местонахождение, — и он избавился от них так же эффективно, как и от самого Ланкастера. Он (или, Боже упаси, она) даже предусмотрительно перевернул все вверх дном в доме крысолова, чтобы никого не озадачил истинный образ жизни этого аккуратиста.

Итак, что теперь?

Он прошел этот лабиринт и очутился в тупике. Впрочем, это означало лишь необходимость вернуться назад по своим следам и заново начать поиск верного пути. Вот только времени у него почти не осталось.

Почти не осталось.

Он понимал, что хватается за соломинку, подозревая учителя или миссис Неттлз. Ланкастер вчера вполне мог лично сообщить убийце о том, что его опознали, а эта хитрая лиса дождалась глубокой ночи, чтобы нанести визит в убогое с виду жилище крысолова. Сам по себе факт упоминания Смайтом о Ланкастере в доме Бидвелла еще не значил, что убийца находился там же и мог все слышать.

Он ценил мнение миссис Неттлз и не хотел верить в ее причастность к убийству. Но что, если все, ею рассказанное, было ложью? Что, если она с самого начала водила его за нос? Монету мог похитить не Ланкастер, это вполне могла сделать и миссис Неттлз. И она при желании запросто могла бы выбить дух из мирового судьи.

Теперь к учителю. Да, он оксфордец. Высокообразованный джентльмен. Да, судья видел его изуродованное колено без повязки, но все же…

И еще история с бородатым землемером, интересовавшимся источником. Это было важно. Мэтью понимал, насколько важно, однако у него не было доказательств.

Как не было и доказательств наличия на дне озера пиратского клада — ни единой монеты или драгоценности.

Как не было и доказательств того, что свидетели в действительности лишь подверглись внушению и что не Рейчел, а кто-то другой изготовил и спрятал в ее доме колдовских кукол.

Как не было и доказательств того, что два — или более — чрезвычайно ловких притворщика сочли Рейчел самой подходящей кандидаткой на роль ведьмы.

И конечно, он не мог доказать, что под именем Линча скрывался Ланкастер, который был убит своим сообщником, и что вовсе не Сатана оставил кровавую надпись на двери.

Сейчас он и впрямь был близок к тому, чтобы расплакаться от бессилия. Он знал все — или почти все — о том, как это было сделано; он был уверен, что знает мотивы преступников; он знал имя одного из них…

Но без конкретных доказательств он походил на нищего попрошайку во дворце правосудия, где ему не подадут даже самую жалкую милостыню.

По улице Усердия проехал еще один фургон: очередное семейство со своими скудными пожитками бежало прочь из города. Настали последние дни Фаунт-Ройала.

И Мэтью отчетливо понимал, что истекают последние часы Рейчел, которую непременно сожгут утром в понедельник, и лишь он один до конца своей жизни — этой пустой и никчемной жизни — будет знать всю правду о случившемся.