Роберт Маккаммон - Зов ночной птицы

— Рейчел, позволь тебе заметить. Это не Бидвелл убил твоего мужа. И не он состряпал план с обвинением против тебя. Меня мало интересуют… э-э… мотивы его действий, однако он реагировал на кризис, могущий — как он боялся — уничтожить Фаунт-Ройал. С этой точки зрения его действия вполне объяснимы. Знаешь, он мог бы повесить тебя, не дожидаясь приезда судьи. И наверняка придумал бы этому какое-нибудь оправдание.

— И поэтому ты сейчас оправдываешь его, да?

— Лишь постольку, поскольку ты его обвиняешь в ужасных вещах, которые не целиком на его совести, — сказал Мэтью. — А я выступаю в защиту обвиняемого.

Рейчел молча смотрела на него, по-прежнему протягивая шкатулку. Он не сделал встречного движения, чтобы ее принять.

— Дэниел мертв, — сказал Мэтью. — Ты это знаешь. Мертвы и те двое, которые его убили. Но Фаунт-Ройал — каковым он еще может стать — пока не умер, как и Бидвелл. Похоже, он всерьез решил заняться возрождением города. Этим он озабочен в первую очередь. Как и ты, насколько понимаю. Разве общая цель не важнее взаимной ненависти?

— Я приму этот ящик, — тихо сказала Рейчел, — только чтобы выбросить его в озеро, если ты отказываешься его взять.

— Ну и выбрасывай, — сказал он, — потому что я его точно не возьму. Хотя одну золотую монету я бы себе оставил. Ту, которую Джонстон украл из моей комнаты. Да, эту монету я заберу, прежде чем ты утопишь свое состояние и благополучное будущее, чтобы доказать свою верность Дэниелу, прозябая в нищете. Эту монету я возьму.

Она не произнесла ни слова, только чуть передернула плечами.

— Я могу понять реакцию Бидвелла, — продолжил Мэтью. — Свидетельства против тебя казались неопровержимыми. Я бы и сам высказался за твою казнь, будь я твердо уверен в существовании ведьм. И… если бы я в тебя не влюбился.

Теперь она вздрогнула сильнее; и ее глаза, еще секунду назад столь яркие, вдруг затуманились.

— Конечно, ты это понимала. И ты не хотела, чтобы это со мной случилось. Ты даже просила меня — я это помню — вернуться к моей прежней жизни. Ты сказала — тогда, в тюрьме, после того, как я зачитал приговор судьи, — что настало время принять реальность. — Он постарался скрыть печаль за слабой улыбкой. — Теперь это время настало для нас обоих.

Рейчел опустила взгляд. Она продолжала обеими руками держать шкатулку, а по ее лицу Мэтью видел, как внутри ее бушует целый океан противоречивых эмоций.

— Я уеду завтра утром, — сказал он. — Несколько недель проведу в Чарльз-Тауне, а потом, скорее всего, отправлюсь в Нью-Йорк. Там со мной можно будет связаться через мирового судью Натаниела Пауэрса, если я тебе понадоблюсь.

Она подняла на него мокрые, блестящие глаза.

— Я никогда не смогу расплатиться с тобой за спасение моей жизни, Мэтью. Как мне хотя бы начать расплачиваться?

— О… думаю, одной золотой монеты будет вполне достаточно.

Она подняла крышку, и Мэтью взял монету.

— Бери еще, — предложила она. — Бери хоть все монеты. И камешки, сколько хочешь.

— Одна золотая монета, — повторил Мэтью. — Это все, что мне причитается.

Он опустил монету в карман, дабы никогда с ней не расставаться. Окинул взглядом помещение и вздохнул. У него было такое чувство, что после изгнания всех крыс и восстановления полного контроля над своим домом она все-таки сможет принять реальность и переселится в более подходящее место — желательно подальше от ненавистной тюрьмы.

Рейчел шагнула к нему:

— Ты мне поверишь… когда я скажу, что буду помнить тебя до глубокой старости?

— Поверю. И пожалуйста, вспомни меня, если в глубокой старости тебя потянет к молодым мужчинам.

Она улыбнулась, несмотря на печаль. Потом взяла Мэтью за подбородок, привстала на цыпочки и очень нежно поцеловала его в лоб ниже повязки, прикрывавшей любимый шрам его будущих внуков.

Вот удачный момент, подумал Мэтью. Нельзя его упустить. Ну же, спроси ее. Приходила ли она к нему в чаду той индейской лечебницы? Или это была только его лихорадочная — и такая желанная — фантазия?

Потерял он свою девственность или еще нет?

Он принял решение, которое показалось ему самым правильным.

— Почему ты так странно улыбаешься? — спросила Рейчел.

— А… мне вспомнился один сон — или, скорее, видение. Однажды ты сказала мне, что твое сердце опустело. — Он вгляделся в это покрытое грязью, сосредоточенное лицо, чтобы навсегда запечатлеть в памяти ее удивительную красоту, как телесную, так и духовную. — Я думаю… это как в случае с кладовкой, которую просто нужно снова наполнить.

Мэтью наклонился вперед и поцеловал ее в щеку, после чего пора было уходить.

Пора.

Рейчел проводила его до двери и остановилась на пороге своего старого дома и своего нового начала.

— До свидания! — произнесла она чуть дрогнувшим голосом. — До свидания!

Он оглянулся. У него щипало глаза, и ее облик расплывался.

— Прощай! — ответил он. И пошел прочь, мимо сторожевой собачонки, которая обнюхала его башмаки и вернулась к своим крысоловным обязанностям.

Этой ночью Мэтью спал крепко, как человек, заново открывший для себя ценность покоя.

В половине шестого утра миссис Неттлз пришла его разбудить, о чем он попросил накануне. Впрочем, оставшиеся в городе петухи выполнили эту функцию еще до нее. Мэтью побрился, умылся, надел светло-коричневые бриджи и чистую белую рубашку с отрезанным левым рукавом. Потом натянул белые чулки и сунул ноги в башмаки с квадратными носами. Если Бидвелл вздумает забрать у него одолженную одежду, ему придется самолично срывать ее с Мэтью.

Прежде чем в последний раз спуститься по лестнице на первый этаж, Мэтью заглянул в комнату судьи. Хотя нет — она уже вновь стала одной из комнат Бидвелла. Он постоял, оглядывая безупречно заправленную постель, лампу и огарки свечей, а также висевшую на спинке стула одежду, которую носил Вудворд. Там не было только расшитого золотом камзола, каковой отбыл в иные пределы вместе с мировым судьей.

Накануне, при посещении могилы, он чувствовал себя ужасно, пока ему не подумалось, что судья уже не страдает ни телом, ни душой. Быть может, в каком-нибудь более совершенном мире праведники щедро вознаграждаются за перенесенные муки. Быть может, в том мире отец найдет утерянного сына и оба вернутся в свой прежний дом с уютным садиком и фонтаном.

Мэтью поник головой и вытер глаза. А потом отпустил свою печаль на волю, как ночную птицу. Внизу миссис Неттлз приготовила ему такой обильный завтрак, что стало боязно за спину лошади, которой предстояло его нести. Бидвелл не появился, — похоже, он был готов проваляться в постели все утро, лишь бы не составлять секретарю компанию за столом. Однако вместе с завершающей трапезу чашкой чая миссис Неттлз принесла Мэтью конверт, на котором было начертано: «Касательно характера и способностей мистера Мэтью Корбетта, эсквайра». Повернув конверт обратной стороной, Мэтью увидел, что он запечатан красным сургучом с эффектной вензельной буквой «Б».