Роберт Маккаммон - Зов ночной птицы

— Хвала Господу, хоть какое-то облегчение будет! — сказал Вудворд. — Когда я утром вел допрос свидетеля, это было для меня сплошной пыткой!

— Ах да, допрос. — Шилдс отыскал на полке нужный флакон и вынул из него пробку. — Первым свидетелем был Джеремия Бакнер, да? Мистер Уинстон говорил мне, что вы решили начать с него.

— Все верно.

— Я знаю его историю. — Шилдс приблизился с флаконом и зондом в руках, но теперь уже без свечи и зеркального отражателя. — От такого даже на парике волосы дыбом встанут, вы согласны?

— В жизни не слышал ничего более омерзительного.

— Откройте рот, пожалуйста.

Шилдс обмакнул в содержимое флакона кончик зонда с тканью, которая пропиталась темно-коричневой жидкостью.

— Это может немного жечь, но оно снимает воспаление. — Он ввел зонд в горло, и Вудворд напрягся в ожидании. — Теперь не двигайтесь.

Пропитанная снадобьем хлопчатка соприкоснулась со стенкой горла. Боль при контакте была такой сильной, что Вудворд чуть не впился зубами в зонд. На глаза вновь навернулись слезы, руки сжались в кулаки, а в голове мелькнула мысль, что примерно так же должен страдать сжигаемый на костре преступник, разве что здесь не хватает дыма.

— Спокойно, спокойно, — сказал доктор, повторно смачивая ткань во флаконе.

Жестокая боль возобновилась, и Вудворд обнаружил, что его голова начала самопроизвольно дергаться в стремлении уклониться от этой пытки. Как будто сожжение дополнили повешением, подумал он с каким-то лихорадочным сарказмом. Но через минуту боль начала отпускать. Шилдс продолжал смачивать ткань и щедро мазать глотку пациента.

— Сейчас вы должны почувствовать облегчение, — сказал доктор. — Чувствуете?

Вудворд кивнул; по его лицу струились слезы.

— Это микстура моего собственного изобретения: хина, лимонное масло и опий с добавлением оксимеля для большей плотности. В прошлом она уже показывала превосходные результаты. Я даже подумываю запатентовать рецепт.

Он еще несколько раз смазал стенки горла и, убедившись, что все хорошо обработано, откинулся на спинку кресла.

— Готово! Хотел бы я, чтобы все мои пациенты были такими же стойкими, как вы, сэр! Ах да, минуточку! — Он встал, подошел к стенду и достал из выдвижного ящика льняную салфетку. — Вам это может понадобиться.

— Спасибо, — прохрипел Вудворд и нашел салфетке правильное применение: вытер слезы с лица.

— Если ваше состояние в ближайшие дни ухудшится, мы повторим процедуру в большем объеме. Но я рассчитываю, что уже завтра к вечеру вы почувствуете себя гораздо лучше… Следующим свидетелем будет Элиас Гаррик?

— Да.

— Но ведь он уже рассказал вам свою историю. Зачем еще раз с ним беседовать?

— Его показания нужно занести в протокол.

Доктор Шилдс воззрился на него поверх очков, сейчас более чем когда-либо похожий на амбарную сову.

— Должен предупредить, что продолжительные речевые усилия еще сильнее повредят вашему горлу. Вы непременно должны дать ему отдых.

— Допрос Гаррика назначен на понедельник, так что у меня будет воскресенье для отдыха.

— Отсрочки до понедельника может быть недостаточно. Я бы посоветовал как абсолютно необходимую меру минимум разговоров в течение недели.

— Это исключено! — сказал Вудворд. — Хорош был бы мировой судья, молчащий во время заседаний!

— Решайте сами, я только дал вам врачебный совет.

Он вновь направился к стенду, где убрал зонд на место и открыл синюю керамическую банку.

— Это очистит ваши носовые проходы, — сказал он, подходя с банкой к Вудворду. — Возьмите одну штучку.

Вудворд заглянул в сосуд и увидел там с дюжину коричневых палочек длиной около двух дюймов.

— Что это?

— Растительное средство из листьев конопли. Я сам ее выращиваю — это одно из немногих растений, хорошо прижившихся в здешнем губительном климате. Попробуйте, и вы убедитесь, насколько это средство полезно.

Вудворд выбрал одну из палочек, оказавшуюся маслянистой на ощупь, и начал засовывать ее в рот с намерением разжевать.

— Нет-нет! — остановил его Шилдс. — Это следует курить примерно так же, как люди курят трубку.

— Курить?

— Да. С той лишь разницей, что дым надо втянуть глубоко в легкие, подержать там какое-то время, а потом медленно выпустить.

Шилдс поднес ему горящую свечу.

— Сожмите палочку губами и вдыхайте.

Судья повиновался, и доктор зажег другой конец палочки из скрученных листьев. Потянулась струйка голубоватого дыма.

— Втягивайте дым, — сказал Шилдс. — Без этого толку не будет.

Вудворд сделал как можно более глубокий вдох. Горький дым обжег легкие и вызвал приступ кашля, от которого на глазах вновь выступили слезы. Он сложился пополам, кашляя и стеная.

— Первые несколько затяжек даются нелегко, — признал доктор. — Смотрите, я покажу вам, как это делается.

Он уселся в кресло, взял из банки конопляную палочку и поджег ее кончик. Затем с привычной легкостью затянулся и после небольшую паузы выдохнул дым.

— Поняли? Нужно лишь немного попрактиковаться.

Даже сквозь слезы Вудворд заметил блеск, появившийся в глазах доктора. Он сделал еще одну попытку и снова зашелся кашлем.

— Возможно, вы вдыхаете слишком много дыма. Лучше делать это помаленьку.

— Вы настаиваете на этом лечении?

— Настаиваю. После него вы будете дышать свободнее. — Шилдс снова затянулся, задрал голову и выпустил дым в потолок.

Вудворд попытался в третий раз. Теперь кашель был уже не таким сильным. После четвертой попытки он кашлянул всего дважды, а после шестой тяжесть в его голове как будто начала исчезать.

Доктор Шилдс докурил свою самокрутку почти до половины. Посмотрев на горящий кончик, он перевел взгляд на Вудворда.

— Знаете, судья, — произнес он после долгого молчания, — а вы очень хороший человек.

— Почему вы так решили, сэр?

— Потому что вы терпеливо сносите бахвальство и спесивость Роберта Бидвелла. Такое под силу лишь очень хорошему человеку. Помилуй Бог, да вам рукой подать до святости!

— Я так не думаю. Я всего лишь слуга закона.

— Гораздо больше, чем слуга! Вы здесь — властитель именем закона, и это ставит вас выше Бидвелла, который отчаянно нуждается в том, что только вы можете ему дать.

— Но то же самое я могу сказать и о вас, сэр, — ответил Вудворд. Он основательно затянулся, задержал дым в легких и потом выдохнул. Перед его глазами плывущий вверх дым разделялся на части, сливался и разделялся снова; это было красиво, как узоры в калейдоскопе. — Вы властитель врачебных искусств.

— Хотел бы я им быть на самом деле! — Шилдс гулко хохотнул, а затем наклонился вперед и перешел на заговорщицкий шепот. — По большей части я и сам не знаю, что делаю.