Клэр Уитфилд - Падшие люди

Мне все время вспоминались слова бабушки, которые теперь я воспринимала как проклятье прошлых поколений. Дурная кровь моего отца – что бы это ни значило – растекается во мне, как деготь, любила повторять она. Я начала верить, что именно дурная кровь, о которой говорила бабушка, и нашла мне мужа-дьявола, что с моей стороны это не был сознательный выбор. Я просто, как животное, подчинилась природному инстинкту, выработанному с доисторических времен. Нашла мужа, которого заслуживала. Если нас обоих вскрыть, из нас хлынет дурная кровь.

Однажды в первых числах ноября я снова услышала голоса возле своей спальни. Я подкралась к двери, вытащила из нее ключ и, опустившись на колени, приникла глазом к замочной скважине. Я разглядела голову и плечи миссис Уиггс, остановившейся на лестнице. Томас стоял на пару ступенек выше, и мне было видно только его туловище, без головы. Миссис Уиггс взирала на Томаса в слепом обожании, в религиозном экстазе, словно это был Сын Божий. С нежностью и любовью, как мне показалось, протянула она руку к его лицу. Томас поднял руку, видимо, для того, чтобы накрыть ее ладонь своей, тоже в знак любви.

Потрясенная, я отпрянула от двери. Сперва меня охватило отвращение, но, взглянув на них еще раз, я поняла, что жест миссис Уиггс выражал не страсть, а материнскую ласку. И все равно. Разве это нормальные отношения между няней и взрослым мужчиной, которого она когда-то нянчила?

Их сильная взаимная привязанность не давала мне покоя. И я нашла себе новое занятие – стала наблюдать за ними, сравнивая их внешние данные. Они оба были высокие, худые, обоим была свойственна торопливая размашистая поступь. Но особенно настораживали их уши: как и у миссис Уиггс, уши у Томаса были маленькие, женские, с крохотными мочками. Я заподозрила, что их связывает кровное родство. Это многое объясняло.

На следующий же день я написала письмо своему поверенному – мистеру Радклиффу. Сообщила, что в скором времени намерена вернуться в Рединг и жить в своем доме, а значит, арендаторов придется выселить. Я планировала устроиться там медсестрой – частным образом или в больницу, хоть в лазарет работного дома. Я могла бы изготовить поддельное рекомендательное письмо, но, может, этого и не потребуется. Не исключено, что Матрона не откажется дать мне рекомендацию, ведь со времени моего увольнения миновало несколько месяцев. Я решила, что комнаты второго этажа сдам жильцам, а сама займу нижний, как домовладелица. Я отправила это письмо.

Несколько дней спустя, вернувшись с прогулки по магазинам, я обнаружила на буфете адресованное мне письмо. Я с нетерпением вскрыла конверт. Обрадовалась, думая, что это Мейбл прислала мне весточку. Оказалось, что письмо от доктора Шивершева. Я приуныла. Я не пошла к нему на последний прием. С тех пор как все ему рассказала, словно болтливая девчонка, прошло довольно много времени. В письме он спрашивал про мое самочувствие, писал, что тревожится за меня, просил прийти к нему и подтвердить, что я в добром здравии. Я швырнула письмо в камин и проследила за тем, чтобы оно сгорело дотла.

Все они – злобные мучители и интриганы, лжецы и убийцы, думала я. Вот обрету свободу, наберусь храбрости и напишу письмо в полицию, анонимное, разумеется. И все в нем расскажу. Назову фамилии и даты.

Существовала вероятность, что Томас отыщет меня в Рединге, станет запугивать и требовать, чтобы я вернулась к нему. Как-никак я его собственность. Значит, нужно было придумать, как защититься от его гнусных посягательств. Я видела только два возможных способа: поставить под угрозу его финансовое положение или репутацию. Денег у меня не было, лишить его наследства или источников дохода тоже было не в моей власти, хотя в этом он прекрасно обходился и без моей помощи. Оставалось одно: пригрозить, что я ославлю его на весь белый свет. А для этого требовался железный компромат – неопровержимые позорные факты, которыми я загоню его в угол и заставлю держаться подальше от меня. Что-то такое, к чему Томас и миссис Уиггс не рискнут привлечь внимание общественности.

Вскоре после того, как часы пробили девять, с громким стуком захлопнулась входная дверь. От ее грохота дом содрогнулся, даже ножки моей кровати задрожали. Я была готова. Выглянув в окно, увидела, как Томас быстро идет по садовой дорожке. Миссис Уиггс удалилась в свою спальню вскоре после восьми часов.

Я поспешила на лестничную площадку. Я была в одной из шляп Томаса, длинном черном пальто, белой рубашке без ворота и в брюках, которые мне пришлось подпоясать шарфом. По лестнице я спускалась на цыпочках, чтобы ступеньки не скрипели. Обулась я в собственные ботинки на низком каблуке, но из-под длинных брюк они не выглядывали. Я убедила себя, что мою обувь никто не заметит.

Я подумывала о том, чтобы выйти через парадную дверь, но ведь если я слышу ее стук, миссис Уиггс и подавно услышит. Я тихонько пробралась в заднюю часть дома, спустилась по узкой лестнице, миновала буфетную и прошла в кухню. Там было темно и пусто, ведь кухарка и Сара уволились. Миссис Уиггс пыталась справляться со всеми обязанностями по дому одна, но всюду собиралась пыль и паутины только прибавлялось. Лунный свет, лившийся в большие окна кухни, озарял паутину над дверью во двор; мне пришлось ее стряхнуть, чтобы выйти из дома. Дверь я оставила незапертой, намереваясь вернуться тем же путем.

Обежав дом, я вышла на улицу. Вдали маячил силуэт Томаса, напоминавший нарисованного углем человечка. Он шел широким шагом по серой мокрой мостовой, выставляя в стороны локти.

Я следовала за ним по набережной Челси, затем по Пимлико-роуд. Надеялась, что он не запрыгнет в кеб и не пойдет на железнодорожный вокзал – на эти случаи у меня не было плана действий; я даже не знала, ходят ли поезда по ночам. Я редко покидала дом в столь поздний час, и то только с Томасом, причем мы всегда брали кеб. Одной на улицах ночного Лондона мне было неуютно. Вокруг было темно и мрачно, дождь превратил черную мостовую в блестящие зеркала, желтая луна отражалась в лужах. Хорошо хоть, что я додумалась переодеться в мужчину. Но все равно мне невольно вспоминались страшные статьи в газетах. Я постоянно ожидала, что на меня вот-вот нападут – зарежут, изнасилуют, убьют. Единственным утешением служило присутствие моего мужа-убийцы, пусть он и находился на некотором удалении.

Через двадцать минут Томас свернул на Букингем-Пэлас-роуд. На пустынных улицах лишь изредка встречались мужчины, парами и поодиночке куда-то спешившие по своим делам. Я смотрела, как они шагают по мостовой, и пыталась копировать их походку. Я подняла воротник пальто Томаса, пониже надвинула на лицо шляпу. По силуэту и по росту меня вполне можно было принять за стройного молодого человека. Лишь поднеся фонарь к моему лицу, во мне распознали бы женщину в мешковатых брюках и женских ботинках.