Клэр Уитфилд - Падшие люди

– Где ты нахватался этой чуши? В ординаторской?

– Ой, боже мой, да об этом сплетничала вся больница. Всегда находятся эксцентричные особы, предпочитающие общество представительниц своего пола. «Сюзанна любит меня», – уверял я. Наивный глупец. Одурманенный тобой, я ничего не замечал, не сумел распознать вопиюще очевидный случай нравственного помешательства. А ведь я врач!

– Скажите на милость! – Я наградила его холодной саркастической улыбкой. – И какое же лечение ты рекомендуешь? Намерен вечно держать меня на привязи, как пленницу? Запрешь на своем чердаке?

– Миссис Уиггс пообещала тебя опекать, и мы надеялись, что сумеем заботиться о тебе дома, а это, разумеется, гораздо дешевле, но с тобой, увы, нет сладу. Твоя болезнь гораздо серьезнее, чем мы предполагали.

– Я абсолютно здорова, и это подтвердит любой врач, который не зря ест свой хлеб. Ты не вправе держать меня взаперти. Это противозаконно.

Томас сел подле меня и смахнул волосы с моего лица. Я инстинктивно отпрянула. Не тут-то было. Ремни не позволяли сдвинуться с места. Я могла лишь повернуть голову.

– Помнишь, как ты о зеркало разбила себе голову и до смерти напугала миссис Уиггс? Она подумала, что в тебя бес вселился. Потом ты бросилась с лестницы. А твои прогулки по Уайтчепелу в поисках убийцы? Доктор Шивершев даже видел тебя – кто бы мог подумать? – в «Десяти колоколах». Я от стыда готов был сквозь землю провалиться, когда он сообщил мне это. Слоняешься по улицам вместе со шлюхами и убийцами, своими истериками разогнала всю прислугу, устраиваешь в комнате погром, обвиняя миссис Уиггс в том, что она украла какую-то дрянную расческу. Да еще перед прислугой. Господи помилуй, Сюзанна, как же ты сама не понимаешь, что ты очень серьезно больна? Ну и под занавес – вчерашний вечер: вырядилась в мужское платье. Должен признаться, сам я не смогу тебя вылечить.

Мне хотелось визжать, вопить, обозвать его лжецом, сказать, что я точно знаю, где он провел минувший вечер, что я собственными глазами видела его оргию, но у меня хватило ума не раскрывать рта. Любое мое слово он обернул бы против меня.

– Знаешь, я ведь думал, что ты избегаешь интимной близости по причине наивности, но теперь понимаю, что у тебя были… другие предпочтения. Я винил себя, когда узнал, что ты бросилась с лестницы потому, что думала, будто носишь моего ребенка.

– Ложь!

– Я всячески пытался убедить себя, что ты ни в чем не виновата, что это из-за болезни.

Я молчала. Боялась, если открою рот, то начну орать на него, не в силах остановиться. Поэтому я просто закрыла глаза. А он продолжал:

– Конечно, зная, кто была твоя мать, зная, что она родила тебя вне брака, без мужа, сама еще будучи ребенком, я понимаю, что ты страдаешь наследственным слабоумием. Мы должны быть благодарны, что у тебя больше не будет детей, которые унаследовали бы твои порочные склонности.

Я не сдержалась: разжала веки и увидела, что он насмехается надо мной. О матери я рассказала только одному человеку – доктору Шивершеву. Так жестоко меня еще никто не предавал. Какая же я дура, что доверилась ему! Я почувствовала, что мои щеки багровеют, меня колотит дрожь от одной только мысли о нем. Как он и просил, я молчала по поводу Мейбл. Если что, будем отвечать вместе . Черта с два. Я тянула время, не решаясь бежать из страха снова оказаться в нищете, но это была моя ошибка. А мужчины всегда заодно. Какая же я идиотка, что считала иначе.

– Сюзанна, ты поступила гадко, утаив это от меня.

Он подмигнул мне. Я готова была расцарапать его поганую рожу. На его губах играла самодовольная злорадная ухмылка победителя, человека, который всегда выигрывает. Я плюнула ему в морду – выразила презрение, невзирая на возможные последствия; лишь бы сбить с него спесь, а там можно и помучиться. Взбешенный, он встал, вытер с подбородка мою слюну.

– Мы постараемся погасить твою… агрессию.

Миссис Уиггс взяла с комода поднос и подошла ко мне. На подносе лежали большой металлический шприц и резиновая трубка. Инъекция.

– Томас, ты что, и вправду позволишь ей колоть меня? – Я сбросила с себя одеяло, стала сопротивляться. Томас прижал меня к кровати. Я кричала, звала Сару.

– Прислуга сбежала, Сюзанна. Помнишь, как ты их напугала? Успокойся, прошу тебя… – Его лицо – с обвислой кожей, будто морда кровяной гончей – сверху надвигалось на меня, как тогда в карете, в ночь, когда убили Энни Чапмэн. Как лицо мужика с золотым зубом. Я пыталась вспомнить все детали, все даты: те ночи, когда он исчезал; каждое убийство. Чтобы позже изложить все факты тому, кто согласится меня выслушать.

Резиновой трубкой мне туго перетянули руку. Сидя на мне верхом, Томас рявкающим тоном отдавал указания миссис Уиггс. Препарат, что мне насильно вводили, попал в кровь, и я ощутила сильное давление в затылке. Казалось, глаза вылезут из орбит. В голове зашумело, лицо, словно мокрая тряпка, накрыла удушающая темнота. Все очертания смягчились, слились в единое пушистое облако.

– Лечить тебя лучше уколами, Сюзанна. Расслабься и наслаждайся.

Их лица деформировались в расплывчатые бугры, силуэты разжижались, растворяясь в воздухе. Я упала на спину, глубже провалилась в кровать, потом – в пол. Тело отяжелело, налилось свинцом.

Теряя сознание, я услышала, как миссис Уиггс спросила у Томаса:

– Это действительно так уж необходимо?

Миссис Уиггс одурманивала меня по нескольку раз в день, и делала это отвратительно. Руки ее тряслись, она действовала грубо и нерешительно. Мои верхние конечности от плеча до запястья почернели от синяков. Каждый раз я предлагала ей для увечья еще нетронутый участок тела. Она поначалу мне не доверяла, подозревала, что я, обладая профессиональными навыками медсестры, пытаюсь ее обмануть. Но через несколько дней поняла, что я искренне пытаюсь избавить себя от боли, а ее – от лишних хлопот. Ее потуги были мучительны и для нее самой, и для меня.

Однажды я вызвалась сама ввести себе инъекцию, под ее надзором. После минутного колебания она освободила мне руки и стала наблюдать, как я впрыскиваю препарат в мышцу бедра. Потом она уже и вовсе не привязывала мои запястья, только с лодыжек ремни не снимала. Я по-прежнему была ограничена в движениях, не могла далеко оторваться от кровати или сбежать. Чтобы справить нужду в стоящий на полу горшок, мне приходилось садиться на корточки на самом краю постели. Миссис Уиггс страдала от моего унижения больше, чем я сама. Но со мной в этой спальне много раз обращались не лучше, чем с животным, так с какой стати стыдиться того, что я облегчаюсь в горшок при посторонних?

Вводимая под мышцу инъекция настойки опия сначала производила отупляющий эффект, но ее воздействие быстро проходило. Благодаря моей тайной привычке организм выработал устойчивость к наркотику. Я ждала этих инъекций: они развеивали скуку и защищали меня от тирании моих собственных изматывающих мыслей. Я была смирной, спокойной, послушной, что миссис Уиггс, я уверена, относила за счет дурманящих препаратов. Однако спустя несколько дней мое сознание было уже куда более ясным и цепким, чем она полагала. И это было мое единственное преимущество. Я подумывала о том, чтобы закатить Томасу скандал, когда он появится, но понимала, что в конечном итоге ничего этим не добьюсь – как бы хуже не сделать.