Клэр Уитфилд - Падшие люди

Я подала доктору Шивершеву нож, на который он показал, и встала рядом. Мы стали обсуждать, что делать дальше, и пришли к мнению, что было бы благоразумно отрезать миссис Уиггс нос, щеки, брови и уши. Он сделал надрезы на лице от губ до самого подбородка, а я предложила, чтобы он исполосовал ей рот, как у Кэтрин Эддоуз, о чем в красках расписали газеты.

Я всегда думала, что в существе своем я – человек добрый, но, наверно, ни один изувер не считает себя плохим. Наблюдая, как мой врач увечит женщину, которая расчесывала меня и выражала озабоченность по поводу того, что я не имею визиток, я поняла, что доброй быть никак не могу. У меня от природы черная душа, я готова абсолютно на все, лишь бы спасти свою шкуру. Отсиживаться под кроватью, отравить одну старуху, ударить ножом другую и допустить, чтобы их изуродовали после смерти. Я еще не ощущала всей тяжести своих преступлений, но думала о том, когда они придавят меня своим грузом.

Мысленно я смирилась с этим, а потом мы с доктором Шивершевым решили, что надо искромсать до кости правое бедро. С левого он тоже содрал кожу и мышцы до самого колена. По нашим прикидкам, между Мэри и миссис Уиггс разница в возрасте составляла около двадцати лет. Труп следовало обезобразить настолько, чтобы его не отличили от тела двадцатисемилетней женщины. Напоследок доктор Шивершев стал резать и колоть труп во все места без разбора, так что не оставил на нем ни одного нетронутого клочка.

Когда он закончил, мы извлекли сердце и отдали его Мэри. Та трясущимися руками завернула его в кусок ткани и упаковала в газету.

– Это на заказ. Мэри отдаст, – объяснил доктор Шивершев. – Кому-то понадобилось сердце юной девственницы. Боюсь, им придется довольствоваться сердцем миссис Уиггс.

К тому времени, когда дело было сделано, то, что осталось от миссис Уиггс, выглядело так, будто труп пропустили через мясорубку. Оба в крови с головы до ног, мы отошли от кровати. Поскольку миссис Уиггс мы резали уже мертвую, кровь из ее тела в основном стекла под кровать и собралась там на полу в вязкие лужицы.

– Подождите, – сказала я. И затем уложила ее ноги так, как, в моем представлении, должны лежать ноги проститутки. Широко раздвинула их, имитируя позу шлюхи самого низкого пошиба. Я никого не хотела оскорбить или обидеть, и уж тем более еще сильнее унизить и без того поруганное достоинство миссис Уиггс. Просто стремилась создать впечатляющую драматичную картину. Чтобы хоть как-то искупить вину за бесцеремонное обращение с останками миссис Уиггс, я уложила ее руки точно так, как лежали руки моей матери в момент ее смерти: левая, согнутая в локте, перекинута поперек туловища; правая – изящная – тихо-мирно покоилась на матрасе.

По указанию Шивершева я разделась до нижней сорочки. Мэри разрезала мою грязную одежду на лоскуты и сожгла в камине. С собой, как мне было велено, я принесла собственное платье. Должно быть, доктор Шивершев знал, как это будет разыграно, с той самой минуты, когда я озвучила ему свою идею на чердаке. Мэри болтала, пока я раздевалась. Речь ее была богата на разнообразные слова. Хрупкая, грациозная женщина, внешне и в манерах она была лишена грубоватости, присущей другим жертвам Потрошителя, если верить газетам. Мне она сообщила, что одно время жила в Париже и немного говорила по-французски, но ей там не очень нравилось, поэтому она вернулась и пытается здесь устроить свою жизнь.

Мы постарались отмыть руки скудным количеством воды, что имелась в комнате. Ее остатки доктор Шивершев вылил на труп. Вода просочилась под кровать, натекла в лужи крови. Доктор Шивершев взял флакон, примерно такой же, в котором я хранила свое зелье, зачем-то наполнил его кровью и сунул в карман пальто. Я сочла это странным, но спросить постеснялась. Подумала: глупо как-то. После всего того, чему я стала свидетельницей, в чем приняла участие, разве мог иметь значение какой-то там флакон с водянистой кровью.

Мэри взяла сверток с сердцем миссис Уиггс, чудесным образом превратившемся в сердце девственницы, и отправилась на встречу с человеком, которому ей предстояло его передать. Доктор Шивершев оглядел комнату.

– Проверьте, все ли сгорело дотла, и загасите огонь. И надо уходить.

– А сундук? – спросила я.

– С собой заберем, в Бостон. Там выбросим. А здесь он нам еще пригодится. Ну что, давайте отвезем вас в Челси.

Я должна была отправиться домой вместе с доктором Шивершевым, где он собирался нанести мне побои – поставить синяки, объяснил он, чтобы выглядело так, будто Томас совсем недавно избил меня, ведь мои старые ушибы почти зажили.

Во мраке глубокой ночи Уолтер доставил нас в Челси. Мы остановились в конце улицы, наблюдая за фонарем полицейского. Дождались, когда он пройдет, и пошли к дому. Доктор Шивершев топтался в холле, пока я зажигала свечу. Потом я вспомнила, что на чердаке до сих пор болтается мертвое тело моего мужа. При мысли о том, что я останусь с ним одна в темном доме, мне стало не по себе. Когда мы кромсали миссис Уиггс, мне и то было не так страшно.

– Возьмите и меня с собой! Я боюсь оставаться здесь. Меня арестуют и приговорят к смертной казни, я точно знаю. – Решимость моя растаяла без следа. Воспоминания о том, что произошло в этом доме, разом нахлынули на меня, и я испугалась, что выжить мне не удастся. Я заплакала.

– Сюзанна, вы справитесь. Нервы у вас крепкие. Из вас получился бы блестящий хирург, куда лучше, чем ваш супруг. Я видел мужчин, которые теряли сознание и при менее жутких обстоятельствах, чем те, в которых вы оказалась сегодня. Продержитесь еще немного, помните про наш план и не сдавайтесь. Вы почти у заветной цели.

– Не могу! У меня не получится. Если останусь одна, я за себя не ручаюсь. Вдруг позабуду свою историю, проявлю слабость. Что, если меня будут допрашивать снова и снова и я начну путаться в показаниях?

Доктор Шивершев привлек меня к себе, и я зарылась лицом в его пальто, так что дыхание сперло. На мгновение он обволок меня своим теплом, и это было чудесно. Я уже забыла, как восхитительно себя чувствуешь, когда есть на кого опереться, хотя бы на несколько секунд.

– Так, теперь запомните, – произнес доктор Шивершев, шершавым небритым подбородком корябая мой висок, – главное – не поддаваться панике.

– Что? – от этих слов у меня бешено забилось сердце. То же самое он сказал Томасу перед тем, как задушить его. Что это значит?

Я стала вырываться из его объятий, но освободиться не смогла.

Он сам отпустил меня, но потом, положив ладонь мне на грудь, пришпилил к стене в холле. Из меня вышибло дух. Сверкнуло лезвие, но мой взгляд не поспевал за ним. Я ничего не успела предпринять, чтобы защититься. Только поняла, что сейчас будет больно. Шею будто огнем опалило, когда металл рассек тонкую кожу.