Валерий Введенский - Напиши себе некролог

— Почему я должна кричать ночью?

— Потому что зубной канал очень маленький, и я нечаянно могу налить в него цемента больше, чем нужно. Чтобы этого не произошло, я пломбирую, ориентируясь на вашу боль. Откройте-ка рот.

— Что? Опять? Вы разве не закончили?

— Осталось лишь запломбировать сам зуб.

— Только под наркозом.

— Клянусь, что больно не будет.

— Больше я вам не верю.

Сашенька таки настояла на своем, поэтому пришла в себя лишь в начале второго.

— Мамочка! Ты очнулась? Слава богу! — услышала она голос Татьяны. — Перо держать сможешь? Надо расписаться.

Княгиня потрясла головой, только после этого мутные черно-белые очертания, мелькавшие у нее в глазах, превратились в столовую доктора Бауха. Сашенька поняла, что лежит на кушетке, а вокруг нее стоят кружком Татьяна, Каретный и какой-то господин с щегольскими усиками.

— Где расписаться? — медленно спросила княгиня. — За что?

— В договоре аренды. Господин управляющий его уже подписал, — Татьяна указала на обладателя усиков, тот щелкнул каблуками и представился:

— Майор в отставке Арнольд Никанорович Белослудцев, управляющий усадьбой Волынских.

— Арнольд Никанорович опаздывает на важную встречу, — пояснила спешку Татьяна.

— Но я не осмотрела дом…

— Зато я его осмотрела, — внушительно заявила Татьяна.

— Не беспокойтесь, ваше сиятельство, ваша дочь столь дотошна, что пришлось скинуть две сотни рублей, — признался Белослудцев.

— Некоторые помещения оказались непригодны для проживания, — объяснила девушка. — А колодцы нуждаются в очистке.

— К понедельнику их приведут в порядок, — заверил ее Арнольд Иванович.

— Как к понедельнику? Мы послезавтра переезжаем, — возмутилась барышня.

— Как послезавтра? — изумилась Сашенька.

— Я уже наняла ломовиков.

— Мы с папой ничего не решили, — напомнила дочери Сашенька.

— Отец согласен, я его еще вчера убедила — до города отсюда недалеко, папа сможет ездить на заседания хоть каждый день. Выговский тоже согласился.

Антон Семенович Выговский служил у Дмитрия Даниловича помощником.

— Сказал, что даже откажется на лето от своей квартиры. Может, нам тоже от нашей отказаться? — предложила Татьяна. — А осенью снять другую, побольше. Думаю, папа против не будет.

Сашенька от возмущения подскочила. Как же это? Почему все решили без нее? Но голова предательски кружилась, а ноги не желали слушаться, пришлось плюхнуться обратно на кушетку:

— Лично у меня другие планы, — вымолвила она.

— Ты же обещала.

— Мне надо в Москву. А потом уже определимся с дачей.

— В Москву? Ты едешь в Москву? Когда?

— Сегодня, — ответила Сашенька, но, вспомнив, что ноги не держат, добавила: — Нет, завтра.

— Вот и отлично! Ты езжай. Я справлюсь сама. Только забери с собой Володю. Иначе я его придушу.

Сашенька размышляла: неужели это Таня? Откуда в ней такой напор? Впрочем, сие как раз понятно, достался в наследство от самой Сашеньки. Просто раньше почему-то не проявлялся. Потому что маленькой была. А теперь повзрослела. Что ж! Не стоит ей вставлять палки в колеса. Да и сил на это нет.

— Хорошо. Где подписать?

Насчет квартиры Татьяна была абсолютно права. Снятая много лет назад, когда дела Дмитрия Даниловича шли неважно, она давно стала тесной. И еще прошлой осенью Сашенька хотела ее сменить. Но потом они с Диди поссорились, едва не развелись, и переезд сам собой отложился. А затем отец Сашеньки задумал строить доходный дом, и она решила поселиться в нем. Но в текущем году он точно сдан не будет — архитектор затянул с проектом, и еще ни один кирпич не положен в стены. Отсюда дилемма: провести ли еще годик на Сергеевской или же подыскать новую, более просторную квартиру?

Сашенька решила посоветоваться с мужем. Тот читал утреннюю газету:

— Рыкачев убит! — огорошил он супругу. — Полиции не удалось взять его живым. А может, и не захотели… Сбежал бы потом с каторги, принялся бы вновь убивать.

Сашенька тут же забыла, зачем пришла. Ведь если дело Гневышевых завершено, а убийца наказан, надо ли ей ехать в Москву? Неужели Крутилин прав — венок отправил родственник Гневышевых, а «Простите» написал, дабы извиниться, что не смог приехать на похороны. Стоит ли ей терять уйму времени и денег, чтобы в этом убедиться?

Вот черт! Сашенька уже наобещала Володе, что они отправятся в Москву. Тот прыгал, как заяц. А потом весь вечер штудировал путеводитель Гурьянова.

— Ты просто поцеловать меня зашла? — уточнил у задумавшейся Сашеньки Диди.

Ах да, квартира! Оставлять ее за собой или нет?

— Давай не будем торопиться, — предложил князь. — Пусть до осени будет за нами. Я смогу ночевать здесь, если вдруг заседание в суде закончится поздно.

Сашенька удовлетворенно кивнула. Ей и самой было жаль расставаться со стенами, ставшими за долгие годы родными.

— А propos, [62] А кстати ( фр. ). зачем ты едешь в Москву? Что ты там забыла? — спросил вдруг Дмитрий Данилович.

— Я же говорила.

— Последнее время я рассеян…

— Ну, раз мы не едем в Европу, надо же куда-то свозить Володю. Он так мечтал увидеть римские форумы, Колизей, собор Святого Петра. А Москва — Третий Рим.

— Правда? Тогда жду не дождусь, когда ее постигнет судьба первых двух.

Редкий петербуржец любит Москву, и наоборот. Слишком уж разнятся две столицы. Петербург — чопорный, застегнутый на все пуговицы, вечно куда-то спешащий. Москва — нетороплива, приветлива и хлебосольна. Ее будят колокола «сорока сороков», а северную столицу — барабаны гвардейских полков. В Петербурге мужчин гораздо больше, чем женщин, а Первопрестольная считается городом невест. Красавец на Неве строился по плану, потому строг и прямолинеен, а вот Москва росла подобно дикому сорняку, оттого все улицы в ней — кривые. Петербург — «окно в Европу», Москва — ворота в Азию. Петербург — либерал, Москва — консерватор.

— Петр не случайно перенес оттуда столицу, — продолжил мысль Диди. — Москва всегда была оплотом косности, невежества, символом мифического особого пути и нашей якобы исключительности, под которой прячутся монгольская дремучесть с византийским коварством. Осталась бы Москва столицей, до сих пор бы лаптем щи хлебали. Зря ее восстановили после Отечественной войны. Надо было солью засыпать, как Карфаген…

— Прости, но это уже перебор, — воскликнула Сашенька.

Ненависти мужа к Первопрестольной она не разделяла. Возможно, потому, что с Москвой у нее была связана первая любовь. Двадцать лет назад они поехали туда с родителями и братом встречать Рождество, а Прыжов из-за простуды остался дома. И Сашенька неожиданно поняла, как же ей его отчаянно не хватает. Что она не просто с ним дружит, а влюблена. Ей снились их поцелуи, объятия, она просыпалась вся мокрая. Тетушка Анисья Ивановна, у которой остановились Стрельцовы, заявила, что у барышни жар, и, дабы ее исцелить, повезла на богомолье.