Лиза Уингейт - Пока мы были не с вами

— Это было давно, Уэллс, сейчас нам не о чем волноваться. Вообще ни к чему было ворошить прошлое, — она бросает на меня косой, предупреждающий взгляд.

Я сопротивляюсь порыву пасть духом. Для меня нет пути назад.

— Папа, что ты решишь, то и будет. Это только твой выбор. Я прошу лишь о том, чтобы бабушке Джуди позволили общаться с сестрой... то недолгое время, которое у них еще осталось. Они всю жизнь скрывали свое родство от мира, заботясь о нашей пользе, и заслужили немного счастья.

Папа целует мамины пальцы, переплетает их со своими, кивает. Он безмолвно дает нам понять — он обдумает все, что сегодня произошло, и примет решение.

Пчелка склоняется ближе ко мне.

— А этот... этот парень, что сидит в комнате... Он не воспользуется этой информацией? Ему можно верить? В следующем году выборы в Сенат, а Кэл Фортнер просто спит и видит, как бы раздуть новый скандал и отвлечь избирателей от реальных проблем,

Я с облегчением вижу, что, когда мама говорит про выборы, она бросает взгляд на отца, а не на меня. Похоже, наша жизнь приходит в норму, и я этому рада. Моим родителям будет легче принять простой факт: политически выгодная свадьба в саду среди цветущих азалий не состоится. Я не готова сообщить им об этом прямо сейчас, но обязательно сделаю это. И довольно скоро.

Моя решимость крепнет, когда я думаю о том, что Мэй и бабушка сейчас вместе сидят в комнате и разговаривают. Я больше верю в себя.

— Мама, волноваться причин нет. Трент — надежный человек. Он мой друг. Только благодаря его дедушке сестры бабушки Джуди смогли ее разыскать. И она узнала о своей родной семье.

Выражение, появившееся на лице Пчелки, свидетельствует: ей не кажется, что сестры бабушки поступили правильно.

А вот отец думает иначе.

— Я хочу немного поболтать с миссис Крэндалл.

Пчелка приоткрывает рот от изумления. Затем захлопывает его, выпрямляет спину и кивает в знак молчаливого согласия. Какой бы путь ни выбрал отец — она пойдет по нему рядом с ним. Так заведено у моих родителей.

— Думаю, Мэй с радостью согласится рассказать вам о тех давних событиях. А я пройдусь, — мне хочется верить, что отец, услышав всю историю из уст бывшей Рилл Фосс, рассказанную ее словами, примирится с неизбежным. Ведь это история нашей семьи.

— Ты можешь посидеть с нами,— неуверенно про-износит мама.

— Лучше вы поговорите без меня,— на самом деле я хочу побыть наедине с Трентом. Я знаю: ему до смерти интересно, как родители восприняли новости о бабушке Джуди. Он напряженно смотрит на меня из окна коттеджа.

Мы встаем и направляемся к двери, и лицо Трента светлеет. В доме бабушка увлеченно, так, словно это случилось только вчера, рассказывает о прогулке по реке. Похоже, когда-то Мэй купила себе плоскодонку и предложила сестрам покататься. Бабушка Джуди от души смеется, вспоминая, как у них заглох мотор и им четверым пришлось сплавляться по неспокойной Саванне...

Отец нерешительно направляется к креслу и смотрит на свою мать так, будто в первый раз в жизни ее видит. В каком-то смысле так и есть. Женщина, которую он знает, —актриса, всю жизнь безупречно — почти безупречно — исполнявшая свою роль. С тех пор как сестры отыскали Джуди, внутри нее существовали две женщины: одна — жена сенатора Стаффорда и мать моего отца, другая — дочь речных бродяг. И сегодня, в очередной День сестер, в этом маленьком коттедже обе они слились в цельную личность.

Трент с превеликой радостью вместе со мной покидает душное помещение.

— Давай прогуляемся на холм,— предлагаю я.— Хочу сделать фотографии руин дома на плантации... Просто на всякий случай, если из нашей затеи ничего не выйдет и мы больше никогда сюда не вернемся.

Трент улыбается. Мы проходим через ворота, за нашими спинами шумит сад коттеджа.

— Вряд ли все кончится так плохо.

Мы идем по тропинке к опушке рощи. Я думаю о Рилл Фосс, о том, как много лет назад она превратилась в Мэй Уэзерс.

«Могла ли она представить, что за жизнь ее ждет?»

Солнце пригревает. Мы шагаем по полю, а затем начинаем подниматься на холм. День прекрасен. Он из тех, что возвещают скорую смену времен года. Тень от останков древнего особняка падает на траву, и строение вновь обретает величественность. Я вытаскиваю телефон и начинаю фотографировать, но руки у меня дрожат. Я в общем-то не для этого сюда пришла. Просто хотела уйти подальше от коттеджа, чтобы за нами никто не следил... и не подслушивал.

А теперь не могу подыскать нужные слова... Или мне не хватает смелости? Я молчу и трудолюбиво щелкаю камерой телефона. Но рано или поздно мне придется прервать свое занятие.

От волнения меня начинает подташнивать. Я пытаюсь успокоиться, набраться храбрости.

Но Трент начинает первым.

— Ты не носишь кольцо,— замечает он. Я поворачиваюсь к нему, вижу в его глазах сотни вопросов и перевожу взгляд на свою руку. Я вспоминаю обо всем, что узнала с тех пор, как приняла предложение Эллиота и переехала домой, в Южную Каролину, чтобы соответствовать возложенным на меня ожиданиям. То время кажется мне совсем другой жизнью, мелодией какой-то другой женщины.

— Мы поговорили с Эллиотом. Он считает, что мне не стоило все это затевать, и скорее всего никогда не признает мою правоту... Но дело не только в этом. Мне кажется, мы с ним давно уже осознали, что друзьями нам быть гораздо комфортнее, чем парой. Мы знакомы много лет, у нас общая история и множество приятных воспоминаний, но между нами чего-то... не хватало. Думаю, именно поэтому мы никак не могли назначить дату свадьбы, начать какие-то приготовления. Этот брак нужен нашим семьям, а не нам самим. Наверное, мы поняли это давно, но признали только сейчас.

Я наблюдаю за Трентом, а он, в задумчивости нахмурив лоб, изучает наши тени на траве.

Сердце беспокойно трепещет, затем гулко бьется. Кажется, секунды не бегут, а ползут: липкие, тягучие. «Интересно, он чувствует хоть что-нибудь похожее? Или ему все равно?»

Во-первых, у Трента есть сын. Прежде всего ему нужно думать о нем.

Во-вторых — я не знаю, чем буду дальше заниматься. Работа в Комитете помощи пожилым людям даст мне время разобраться в себе. Мне нравится восстанавливать справедливость. Мне кажется, именно поэтому я так глубоко погрузилась в историю Мэй и сегодня привезла сюда ее и бабушку.

Сегодня была исправлена старая несправедливость — насколько это было возможно спустя столько лет.

Я немного успокаиваюсь и перевожу дух, однако следующая мысль снова заставляет меня нервничать: «А Трент сможет стать частью будущего, которое я только-только начала себе представлять? Наши семьи такие разные».

Он поднимает на меня взгляд, и в его глазах отражается солнечный свет. В них плещется такой глубины синева, что я в первый раз за все время понимаю: не такие мы и разные! У нас славная общая родословная, ведь мы — потомки речных жителей.