Андрей Марченко - Однажды в СССР

Валентина ничуть не расстроилась, увидав себя на распечатке. Она ожидала подобное и предусмотрительно сменила прическу, но краситься не решила. Была она шатенкой, а более незаурядный рыжий или блондинситый цвет волос могли бы привлекать внимание.

Следовало как-то еще сбить с толку следствие окончательно.

Хорошо бы найти ребенка-беспризорника, лучше девочку, и изображая семью. Да только к шестидесятому году советской власти вывелись беспризорники. Конечно, какие-то дети еще сбегают из дома. Беглецов преимущественно ловят на следующей станции, но некоторые забираются далече. Причин для эскапады немного: кого-то допекли родители, кого-то на приключения потянуло. Только таких лучше не трогать. Первым опека не нужна, поскольку они от нее сбежали. Вторые, как правило, идеалисты, и сдадут, едва почувствовав неладное.

И на рынке в Челябинске Валентина купила котенка… Вернее так — в скобяных рядах приобрела изящную кошачью корзинку из лыка и лозы, а к корзинке взяла за сущую мелочь котеночка.

-

Промозглым утром сошли на станции Усть-Кут. От близкой реки тянуло сыростью.

Небольшой одноэтажный вокзальчик казался дореволюционным — как по стилю, так и обшарпанности. Пассажирский поезд дальше не шел — тогда это была конечная. Впрочем, грузовые поезда проходили немного дальше. За вокзалом шумел порт Осетрово — тогда самый большой речной порт в стране. От Осетрово начиналась другая дорога. По реке спускали товары летнего завоза для Иркутской области и Якутии. За этим товаром, само собой, прибывали посыльные, умельцы выбить дефицит, «толкачи». Отсюда, из речного порта на север отправлялись искатели длинного рубля. Сюда же прибывали из низовий Лены труженики севера.

Городишко, вытянутый вдоль реки и тракта, был мал, но в нем крутились огромные деньги. Где водились деньги, там появлялись блатные.

Север был богат. В начале или в середине пятидесятых в Якутии обнаружили алмазы. Запасы их были столь огромны, что выход с ними на международный рынок мог обрушить цены на этот драгоценный камень. Сам СССР в этом был не заинтересован. Потому алмазы продавали аккуратно через буржуев из Южной Африки — и наплевать, что там жестоко эксплуатировали и притесняли столь любимых в СССР негров.

Говорят, добычу в Якутии удалось организовать чудовищно неэффективно, государству в убыток. Но стране была нужна валюта — сперва на станки и машины, потом на пшеницу.

На алмазных разрезах работали советские люди за советскую, пусть и северную зарплату. И непосредственно рядом с местом добычи иной работяга мог сменять немелкий камешек на бутылку водки. Чем дальше от места добычи, тем более цены росли, но стоимость алмазов оставались все равно меньше мировых рыночных.

Граненый камень был любим ювелирами и легко оправлялся в мягкое золото. Но превратить алмаз в бриллиант было возможно лишь на специальном оборудовании, кое у рядового ювелира, как правило, отсутствовало. Это еще больше роняло цену неграненого камушка.

Но ювелир в Усть-Куте был. Жил он в неприметном домике, врезанном в склон сопки. Фрола Филипповича удалось найти легко. Достаточно было спросить о нем у первого встречного водителя, занимающегося извозом.

Старик отнюдь не удивился гостям и просьбу уважил. Только найти алмазы на нужную сумму оказалось сложным даже для него, и на пару дней беглецов приютила старушка, живущая неподалеку. Эти два дня стали самыми спокойными и счастливыми для Аркадия и Валентины.

Затем Фрол Филиппович вручил Валентине крохотный пакет, спросил:

— Не мое дело, но куда теперь?..

Валентина пожала плечами.

— Я так понимаю, — сказал старик. — Алмазы вы продавать будете не в Стране Советов. Но забудьте о Владивостоке. Финляндская и турецкая граница тоже не для вас.

Поблагодарив за совет, гости откланялись.

— Куда теперь? — спросил Валентину на вокзале Аркадий.

— Пока не знаю. Мой план так далеко не распространялся.

На трамвае Карпеко проехал три остановки. И когда «Татра» остановилась за мостом, проскользнул в узкие двери, перешел дорогу. Лестницей вверх начиналась дорога к многоэтажкам Кировского жилмассива, но Сергей прошел мимо нее, вдоль опорной стенки, вдоль дворов оставшихся частных владений.

Скоро слева появилась еще одна улочка — сбегающая вниз, к реке брусчатка. Таких мостовых оставалось в городе немного. И порой Сергею казалось — еще чуть-чуть, и из-за поворота покажется конница не то Махно, не то Шкуро, не то красная кавалерия.

Но к реке мостовая выходила не сразу. Сперва ныряла под иной, современный мост, а после выводила к другому, старом, выстроенному в тональность к мостовой. Но за мостом начиналась пустошь, которая мало интересовала Карпеко.

Дорога вела следователя на Аджахи. В Жданове воры, убийцы, насильники могли найтись в любом районе. Но чуть не со дня основания города криминальный элемент жался друг к другу, предпочитая многоквартирные дома трущобам с узкими путанными улочками. Неспокойно было на Речном, бузила Волонтеровка, то и дело кого-то до смерти и не до смерти подрезали на Слободке. Однако же, по мнению Карпеко, не было в Жданове района столь воровского, как Аджахи. Территориально оный находился в Жовтневом районе и нависал над рекой. Но через мостки, а зимой через лед контингент выплескивался в Ильичевский, или напротив, уходил, терялся в улочках и домах.

Пройдя по набережной, Сергей нырнул в незаметный проход меж дворами, по нему стал подниматься. Каждая собака узнавала по шагам, что идет чужой, и лаем извещала того, что ему тут не рады. Не дойдя по конца подъема, сыщик свернул в проулок, толкнул едва заметную на фоне забора калитку. Та отозвалась громким скрипом, не хуже звонка предупредив хозяина о госте.

Двор был мал, дом — тоже. За тюлевой занавеской — короткий коридор с низким потолком, далее — открытая дверь в зал. Хозяин был там. Он как раз разобрал японский кассетный магнитофон и сейчас в нем что-то починял паяльником. Работа его занимала куда больше гостя.

— Здорово, Вертолет, — сказал Карпеко.

— Будь здрав, сыщик, — кивнул самородок.

В доме пахло канифолью и горелой изоляцией. На полках вместо книг стояли пластинки. Два бобинных магнитофона мотали пленку — вероятно, Вертолет что-то переписывал, чтоб потом продать, сменять или просто подарить, хотя последнее — вряд ли. Под столом стояла целая коробка с бобинами, а на столе лежало с полдюжины компакт-кассет, которые в провинциальном Жданове были, пожалуй, в новинку.

Домик был небогат, но из окна открывался неплохой вид на пойму и шлаковую гору. В красном углу, там, где старухи вешали иконы, висел портрет какого-то мужчины.