Андрей Марченко - Однажды в СССР

— Что это за Святой Канифолий? — спросил Сергей, и наугад бросил. — Резерфорд что ли?..

— Сам ты Резерфорд… Это Шокли. Изобретатель транзистора. Зачем пришел? Ты из-за ограбления?

— Ага.

— Это не я.

— Знаю. Но ты знал Лефтерова?..

— Близко — нет, а так — да… Пересекались.

— И что о нем думаешь?..

Вертолет задумался. Но ненадолго. Он отвел взгляд от работы, посмотрел на Карпеко, произнес:

— Иногда даже хорошему человеку нужны деньги.

И снова уткнулся в работу.

— А как думаешь, между Лефтеровым и младшим Легушевым могла быть дружба?

— Да ну что ты! Легушев Аркашу два раза с карьерой надул. Раз — когда сам на его место стал, а после — когда на место заместителя начальника цеха своего дружка протащил.

— Но их многое объединяло. Верней, было общим. Например, одна девушка, к тиру оба были неравнодушны. Я у Лефтерова нашел блокнот депутата — такие только в Москве, во Дворце Съездов продают.

— Насчет блокнота не знаю. Но у нас на заводе ведь как. Иногда бывает, что человек — это сам по себе должность. Связи там, возможности, знания… Неважно, в каком кабинете человек сидит, на какой должности — он всегда будет одни и те же дела делать. А порой иначе: должность — это кабинет. Туда одни и те же нити ведут. И хоть обезьяну с инструкцией туда посади, а итог будет один.

— Место красит человека?..

— Что-то наподобие.

Карпеко задумчиво прошелся по комнатенке.

В углу стояла та самая «шарманка», которая уж много лет сводила с ума ждановскую милицию. Но фокус был не в самом передатчике, а в антенне. Костя-Вертолет как-то объяснял принцип Сергею, но тот, будучи далек от физики и электроники понял мало. Костя, де, изобрел какую-то хитрую передающую антенну, которая слала узкий и, следовательно, труднообнаружимый сигнал на шлаковую гору. А уж та работала как резонатор, как антенна. Правда, этот фокус проходил только в сухую погоду.

Сергея привлек другой предмет, стоящий тут же. Представлял он коробку с громкоговорителем. На верхней стороне коробки было две антенны: одна вертикальная штыревая высотой где-то в треть метра, вторая — в виде кольца того же диаметра.

— Чего это ты тут напедалил? — спросил Сергей.

— Это терменвокс. Музыкальный инструмент.

— А как на нем играют?

— Это как ласкать женщину… Только без женщины.

Включив прибор, Вертолет действительно принялся на нем играть: одну руку поместил в середину кольца, вторую поднес к антенне. Раздался звук, похожий на комариный писк. И по мере того, как Вертолет убирал и приближал руку, поворачивал ее, распрямлял или сжимал в кулак, менялось и звучание. Что-то в этом было от волшебства: человек совершал пассы и выколдовывал музыку, извлекал ее из воздуха.

Однако под такую музыку думалось плохо, шарада не складывалась. Положим, Лефтеров сжег двигатель на вытяжке. Но из тира сообщили о поломке Легушеву. Тогда как Лефтеров узнал, что путь открыт? Каждый день ходил проверять окно?..

Об этом Карпеко спросил хозяина дома.

— Да нет же, все проще. Ты ничего не понял. Кабинет с должностью — это вроде машинки. За одну ниточку подергали на входе, значит, на выходе какие-то другие натянутся. В тире, наверное, был телефон заместителя — они по нему и позвонили. А уж кто там трубку поднимет — дело десятое. А кому мог Легушев приказать двигатель поменять? Только Лефтерову, поскольку тот знает, как это делается, какие документы оформлять на вывоз. Ну а с тиром Легушев и раньше общался. Вызывал оттуда стрелков, чтоб собак отстреливали.

— А Лефтеров не вызывал?..

— И Лефтеров вызывал. Но он как вызывал: сперва своих предупредит, а после чужих позовет. А собак, тем временем, прятали.

И тут Карпеко озарило: Легушев и Лефтеров не были сообщниками. Просто второй использовал первого вслепую, словно марионетку.

— Я пойду, пожалуй, — сказал Карпеко. — Дай что-то послушать из свежего?..

В Красноярске, имея рекомендации Ювелира, удалось сделать новые паспорта за пятьдесят рублей каждый. Ксивы были старого, дореформенного образца с зеленой обложкой. Уже подделывали новые красные паспорта, стоили те на четвертной дороже, но Валентина от них отказалась, поскольку качество еще хромало, да и бросалась красная обложка в глаза больше.

В фальшивых паспортах они стали супружеской парой.

Затем опять явились на вокзал. Следовало определиться, куда ехать. Ювелир был прав: в Приморье или на Камчатке их бы быстро вычислили. Финская и турецкая границы были на замке.

Проще пареной репы перейти границу с Монголией, или, скажем, с Китаем. Но что толку? За теми кордонами лежал тот же совдеп, только с желтым цветом кожи и узким разрезом глаз. Стало быть, затеряться невозможно.

Приблизительно это распространялось на западные рубежи Советского Союза. Можно было бежать, скажем, в Чехословакию. А потом без знания языка и местности как бежать, скажем, в Австрию.

Наконец, выпив дрянного кофе в вокзальном буфете, Валентина сообщила:

— Я видела фотографии из Ирана. Там довольно мило — словно в Сен-Тропе. Их хан определенно душка. А граница — длинная, вряд ли ее охраняют так сурово. Рядом Афганистан. Страна, конечно, нищая, но оттуда можно перебраться в Пакистан, а там уже полно американцев.

-

На подъезде к Абакану без видимых причин Валентина вдруг всполошилась. Велела собираться и готовиться к выходу. И, хотя выходить раньше окончания плацкарты могло показаться подозрительным, Валька махнула рукой. Проводнице она соврала, что нашла знакомых в другом вагоне, и они доедут до станции назначения с ними. Проводница была пьяна и лишь кивнула в ответ.

Вышли на какой-то забытой станции, где поезд стоял не более минуты. Затем была пристань, пароход, появившийся из темноты, каюта, которая выглядела после узкого купе просто королевской опочивальней.

— Почему мы здесь? — спросил Аркадий.

— Не знаю, я что-то почувствовала, — ответила Валентина, располагаясь на койке.

За иллюминатором плескалась вода, по волнам бежали блики. Это чем-то напоминало Аркадию родное Азовское море, но как-то отдаленно, как трамвай напоминает поезд.

Мучаясь бездельем, мужчина вышел на палубу, прошелся от носа к корме, туда, где рокотал двигатель, а винты пенили речную воду.

Появилась и Валька. От реки тянуло холодом и сыростью, и девушка куталась в накинутую кофточку.

— Места какие?.. — проговорил Аркадий, хотя в темноте не было видно ни шиша. — Хорошо бы здесь осесть и жить… Нас бы тут никто не искал.

— И как бы ты тут свои двести тысяч тратил?.. — спросила Валентина. — Да и тут красиво, наверное, когда на лодочке мимо плывешь. А жить тут особенно зимой — тоска. В остальное время — комары.

Валька как-то ловко втерлась, оказавшись между Аркадием и поручнями, затем взяла его руки и сложила на своей талии. Ощущать теплую и упругую плоть под ладонями было приятно.