Денис Попов - Точка слома

«Ах ты, изверг проклятый!» – выкрикнула старая женщина, которую Кирвес сразу узнал – это мать Скрябина злобно кричала в сторону улыбающегося душегуба, попутно срывая с головы мокрый от снега платок.

«Тишина в зале!» – громко крикнул молодой парень у пишущей машинки.

–Впредь, подсудимый Павлюшин – злобно заговорил председатель – прошу отвечать однословно. Разъясняю подсудимому, отказавшемуся от защиты, что он имеет право на защитительные речи, независимо от последних слов. Товарищ Прокурор, вы имеете ходатайство о вызове дополнительных – на слове «дополнительных» пожилой председатель сделал ударение смешно подняв верхнюю губу и укутав свой нос в пелену усов – свидетелей или о приобщении к делу дополнительных документов?

Теперь со стула поднялся грузный старший советник юстиции – прокурор Новосибирской области Илья Брюсов в кителе на плечах которого уютно разместились серебристые погоны с тремя золотыми звездочками и золотой пуговицей. Ответил он одним словом, но с его грозным и громким голосом прозвучало оно довольно пугающе: «Нет».

–У подсудимого есть заявления о вызове свидетелей или приобщении документов?

-Отсутствуют.

-Приступаем к оглашению обвинительного приговора, товарищи. Товарищ секретарь, просьба зачитать.

Молодой парень поднялся со стула и, раскрывая красную папку, начал читать на весь зал: «Обвинительное заключение по делу Павлюшина С.А.»…

Летов, заранее зная, что будет сказано, закрыл глаза и опустил голову на руки. Он чувствовал, как насмешливый взгляд подсудимого сверлит его, слышал где-то вдалеке приглушенные женские рыдания, его слух оглушали постоянные вздохи и грубые слова, тихо бросаемые пожилыми женщинами в адрес Павлюшина, когда секретарь читал о каждом его преступлении.

–…хладнокровно и жестоко расправляясь с добропорядочными гражданами Союза ССР, обвиняемый Павлюшин С.А. не забирал с места преступления ни одного предмета, совершая свои систематические убийства не в корыстных целях-…

Летов же словно отключил слуховой аппарат и ушел в свой мир. Вот он уже не сидит в зале суда, а качаясь идет в сторону тыла с поля боя, истекая кровью и сжимая сильную рану в ноге. Боль, боль, нескончаемая боль рвала его изнутри; земля словно расплывалась, а грохот и дым сражения пропадали из поля зрения, как и редкие полоски пепла, падающие с неба. Вдруг проселочную дорогу сотряс звук танков – они двигались с соседнего участка обороны на тот, откуда шел в госпиталь одинокий Летов. По пути он уже увидел одного такого раненного, чья голова разлетелась вдребезги от мощных авиационных пулеметов немецких «Юнкерсов», в пыли утопали лужи спекшейся крови, а Летов еле волочил свое затухающее тело. При виде трех «Т-26», несущихся вперед, он чуть не упал в канаву, но устоял и поплелся даже сквозь это своеобразное пыльное «землетрясение».

Вдруг замыкающий танк остановился и лицо Летова, чье еле заметное удивление скрыл огромный слой пыли, приклеющейся к поту и крови, встретилось с черным лицом танкиста в шлеме.

–Эй, пехота! – громко закричал танкист – выручай, у нас раненый, не успели его в госпиталь завести, дотащи родного!

-Бросай его сюда, еб…а мать! – злобно крикнул Летов и, скрипя зубами от боли, потянулся к раскаленному танку. Вскоре оттуда выгрузили полуживого молодого танкиста в черном комбинезоне, без шлемофона и ремня, чья спина словно была изрешечена осколками и истекала кровью.

–Дотащи паренька, браток! – крикнул танкист, спускаясь в танк. – Вчера в танк попал впервой и сегодня такое получил! Того и гляди доживет, да до дому доедет! – с каким-то странным акцентом и болью доорал он и, захлопнув люк, унесся вместе с танком вперед.

Взвалив танкиста на спину, обхватив его одной рукой, а другой сжимая проклятую ногу, Летов поплелся вперед. До госпиталя оставалось всего ничего – километра полтора, но получив такую нагрузку, которая еле перебирала ноги, Летов понял, что идти будет долго. Разъезженная пыльная дорога подходила к своей лесной части, сгорая в лучах солнца, не понимая, что около обеих ее краев гремит бой, где оба этих несчастных человека получили такие увечия. Пылал сентябрь, сентябрь 41-го, пылал треклятый «Ельнинский выступ», в который вгрызались сибиряки и их товарищи.

«Кто ты, братец?» – выдавил танкист.

-Пехота, сам с Сибири – тяжко пробормотал Летов.

-А я с юга, со Ставрополья…

Дальше шли молча. Гул боя утихал, пепел уже не падал, а солнце втыкалось в плотный каскад веток, защищавший наших героев от его испепеляющего света и жара. Вот показался заветный госпиталь. Окровавленные халаты, крик и стоны, рвущие привычную изрубленному лесу тишину, измученные медсестрички, выплескивающие на и без того сырую от крови землю очередные порции этой красной жидкости в избитых тазах, с ней же выливали и разнокалиберные куски металла, извлеченные из пораненных тел. Отдав полумертвого танкиста двум медбратам, которые, матерясь потащили его на операционный стол, Летов в последний раз взглянул на его почерневшее от копоти и пыльной крови лицо. Свежее, без единой складки, молодое лицо, чья молодость скрытно умирала под маской грязи. Запыленные глаза танкиста, которые изредка жмурились от текущей из небольшой раны на лбу крови, благодарно взглянули на Летова, а губы, обметанные и высохшие губы, еле заметно сдвинулись, выпустив из глотки приглушенное «спасибо».

Вскоре Летов, аккуратно переступая через лежащих на полу раненых, видя их потные, умирающие лица, постоянно слыша одно и то же слово: «Помогите!», терявшееся в общем крике, визге, мате, стоне, звоне при ударе вытащенной из плоти пули о железное очертание тазика, дошел до перевязочной. Это было первое его ранение, первый госпиталь, куда он пришел сам. Это было начало его смерти, долгой, но неминуемой и ужасной смерти. Это было начало его конца.

…-Настоящее обвинительное заключение составлено в городе Новосибирске 17 января 1950 года – уже со значительной хрипотцой в голосе закончил секретарь.

Председатель, видимо, все это время внимательно слушающий и постоянно дергающий свои серебряно-желтые усы, кивнул головой, да так, что остатки седой шевелюры на его голове встрепенулись, и громко спросил: «Подсудимый Павлюшин, вы признаете себя виновным в предъявляемых вам обвинениях?»

-Если для вас, паразитов сего мира – зло огрызнулся Павлюшин – его спасение через очищение является преступлением, то да, признаю.

-Что же, начинаем допрос подсудимого Павлюшина. Подсудимый, вы подтверждаете те показания, которые вы давали на предварительном следствии?

-Да, ведь с ничтожествами, которые беседовали со мной в камере, было куда приятнее вести разговор, чем с вами.