Денис Попов - Точка слома

-Да подождите делать выводы, товарищ подполковник – мрачно ответил Горенштейн, – может их и не наш душегуб убил.

-Он, не волнуйся, я приметил, что у трупа кисти левой нет.

Кирвес вышел из этого жуткого места минут через двадцать. Лицо его позеленело, глаза помутнели, а на руках были толстые резиновые перчатки, измазанные гноем и кровью. Обтерев лицо свежим снегом, Кирвес потряс головой, выругался по-эстонски и подышал свежим ветром.

–Господи Иисусе, чем я занимаюсь? – промелькнуло в голове Кирвеса. – Сколько грязи я повидал, сколько ужаса, в сколькие гнойные раны с червяками я совал свою руку, и ведь остался человеком. Да, остался! Во мне нет ни капельки гнили, ни капельки мерзости, – я по-настоящему хороший человек. Чего это признак? Душевной силы, крепких нервов и притупленных чувств? С последним не соглашусь, а с остальным, в целом, можно и согласиться. Я не психолог, я криминалист, но все же в себе, в отличие от того же прогнившего до костей Летова, я разобраться могу. Что интересно, приятнее и легче засунуть руку в гнойную рану с червями, чем заглянуть в душу Летова. Она потемки, она лабиринт, она минное поле. Там столько грязи, гнили, мерзости, что ни один, даже самый разложившийся труп, не сравнится. Бедный человек. Если бы я был таким же, как он, то я давно спился бы или вышиб себе мозги. И некому бы было щупать гнойные раны, писать Лизе в Таллинн, вспоминать Линду. Ничего бы не было. Но я сильнее его. Может чуток глупее, но точно сильнее, точно. Я выдержал тот ужас, что испытывал, я остался человеком, а он нет. Я его не виню, нет, мне его просто жаль, неимоверно жаль. Жаль даже сильнее, чем Линду или тех двоих в сарае. Мне тоже было больно, больно и сейчас, но я сумел сохранить себя. Моя душа это… нельзя сказать, что райский сад. Скорее парк с увядшими цветами в клумбах и совсем чуть-чуть гнилыми досками тротуаров. Все-таки я переборщил с тем, что гнили во мне нет вообще. Есть, конечно есть, как и во всех, просто ее мало, и я не даю ей проступить уж слишком явно. Вообще не даю. А Летов дает, от этого и беды. Он несчастный человек и его нельзя винить, его можно лишь жалеть и хотеть ему помочь. Помочь убрать из его души хоть немного грязи и срезать с его когда-то цветущих яблонь хоть чуток гнили.

–Яспер, ну что скажешь? – наконец спросил Ошкин, удивляясь столь долгому молчанию криминалиста, наслаждающегося холодным ветром.

Кирвес помотал головой, выкинул из нее ту кучу мыслей, которые принес весьма странный и себялюбивый поток сознания, вернул на первый план результаты осмотра трупов и сказал: «Два мужских трупа, один разложился очень сильно, без возможности опознания по лицу, один сохранился лучше: видны черты лица и остались даже участки кожи. Убиты около двух недель назад, может больше, у обоих отсутствует левая кисть. Глубину ударов сказать не могу, однако судя по их длине и частоте, убийца тот, которого мы ищем. На козырьках обоих лежат куски бумаги, все с тем же четверостишьем. Осмотрел карманы, в одном лежит паспорт, но пока ничего не могу сказать: лица очень сильно разложились. У того, который разложился меньше, я могу попробовать восстановить лицо, у того, который сильно, лицо восстановить невозможно, а вот подушечки пальцев правой руки можно попробовать. Короче говоря, не могу точно сказать, что удастся их опознать, но вероятность есть.

-Сколько уйдет на восстановление?

-Не могу сказать.

-Каков возраст, хоть примерный?

-Опять же, нельзя сказать точно. Но не менее 30-ти и не более 50-ти, как мне кажется. И еще: по всему полу кровь, кажись, он их тащил в сарай. Прикажите расчистить тут в округе снег, может на земле где-то еще осталась кровь.

Постовые схватили лежащие у входа в столовую деревянные лопаты, остальные попросили посетителей с работниками столовой не толпиться у сарая, и принялись аккуратно соскребать снег. Вскоре оказалось, что убийца, вероятно, этими же лопатами просто скреб землю с кровью и куда-то выкинул. Значит, хоть что-то он осознавал и думал.

«Сергун, ты будешь на это смотреть?» – спросил сильно сдуревший Горенштейн.

-Да – коротко и монотонно ответил уставший Летов, напяливший перчатки Кирвеса и потонувший во мраке окутанного вонью сарая. Через минут десять возни с фонариком, которая сопровождалась отборным матом, Летов выполз наружу, не сменив уставшего выражения каменного лица.

–Он их там либо добил, либо решил еще порубить, что более вероятно – монотонно пробормотал Летов. – У того трупа, что около стены, разрублен весь живот, а на стене рядом огромные капли крови. Слабо верится в то, что он его тащил живым и что еще более странно, так это то, что он добивал труп ударами в живот. Профессионалы так не делают, а наш убийца профи. Скорее всего, захотел еще побить труп перед уходом. Понравилось ему, выродку.

…В кабинете Ошкина было светло. Тусклый свет осеннего солнца смешивался со светом лампочки, что давало ощущение лета в этом помещении. Ошкин упал в кресло, простонал, потирая больную ногу и начал свою длинную речь: «Веня, прикажи ефрейтору, чтобы тот проверил все заявления о пропаже людей за последние две недели, а имя из найденного паспорта надо поискать в базе данных. Серега – жди результатов от Кирвеса, как только он восстановит лицо убитого, то сравни его с фотокарточкой в найденном паспорте, чтоб уж наверняка убедиться в том, что паспорт не подкинули, а потом надо поискать отпечатки второго трупа в базе, если Кирвес восстановит его пальцы. После этого надо будет сопоставить результаты поисков с теми, кого подали в розыск по пропаже. Веня, ты помоги ефрейтору. Обо всем докладывайте мне – возможно, мы выйдем на след душегуба с помощью этой зацепки».

Вскоре было выяснено: за последние две недели пропало пять человек, а один из них тот, паспорт которого нашли при трупе. Им оказался Лбов Иван Ильич, 1913 года рождения, слесарь подвижного состава на станции Инская, ветеран 2-го Украинского фронта. Ушел из дома 10 ноября 1949 года около одиннадцати вечера к своему другу Семену Дронову и не вернулся. Одет Лбов был весьма стандартно: костюмные брюки, черное длинное пальто и белая рубашка. Пальто и рубашкой были накрыты трупы, а вот брюки на убитом и вправду были костюмные.

–Кто занимался поиском? – спросил Ошкин.

Горенштейн, закрывая тоненькую папку уголовного дела о пропаже человека, ответил: «Лейтенант Дворовый. Занимался он этим делом слабо, ибо расследовал еще два: об ограблении магазина в деревушке и о грабеже на Физкультурной. Я так понял, что он не сходил опросить соседей того друга, к которому ушел Лбов, и даже не проверил, жив ли этот друг вообще. Максимум, что он успел сделать, так это опросить родственников Лбова и все. Потом он с головой ушел в дело о грабеже, а потом его самого убил этот власовец».