Денис Попов - Точка слома

-Вот какой развал в милиции, – вздохнув сказал Ошкин, – кадров нет, а на одного человека вешаем дела по три. В 30-е такого не было. Правда, Серег?

-Правда, товарищ подполковник. Тогда было полегче – мрачно ответил Летов.

В этот момент зазвонил телефон. В трубку заговорил спокойный голос Кирвеса: «Я восстановил отпечатки разложившегося трупа, приходите в лабораторию».

Тем временем ефрейтор выяснил, что Лбов уходил к своему другу Дронову Семену Матвеевичу, 1912 года рождения, который проживал по адресу улица Комсомола, дом 3, комната 4. Об этом же последнем факте из биографии Лбова говорила и его жена, что было прописано в опросе, который проводил покойный Дворовый. Горенштейн искал дела Лбова и Дронова в базе данных: Лбова в ней не было, а вот дел Дронова навалом – в мае 1947 года его задерживали за драку с нанесением легких телесных повреждений, в октябре того же года за пьяный дебош в кабаке, в августе 1948-го за драку в трамвае, а в феврале 1949-го за очередной пьяный дебош. Веселую жизнь он вел, короче говоря. Отпечатки восстановленных пальцев трупа и отпечатки Дронова из первого уголовного дела совпали. Теперь какая-то картина стала прорисовываться.

Вечером Лбов пошел к Дронову выпивать, выпивши, они пошли бродить по ночной Первомайке, где их и убил искомый следствием убийца, а тела спрятал в сарае, чтобы их сразу не нашли. При этом место нахождения трупов рядом с домом Дронова: выходит, прошли они не очень много.

Оставалось дело за малым: опросить соседей Дронова, проверить его друзей и подруг, потом опросить и их, сходить к жене Лбова и еще раз опросить ее. В целом, трупы были опознаны: осталось только восстановить лицо Лбова, чтобы провести окончательное опознание.

… Кирвес стоял в кабинете. Выглядел он очень уставшим, а лицо было изуродовано большими мешками под глазами: видно, что последние дни он совсем не спал.

–Итак, товарищи – усталым и буквально засыпающим голосом начал говорить Кирвес – я провел обследование трупов. Как и говорилось ранее, убиты они около десяти дней назад, то есть 10-11 ноября. Удары топором сильные: пластины черепа у трупа, вероятно, Дронова, разошлись весьма значительно. Разложились убитые не слабо: влажность и не очень-то холодная погода повлияли на это. Путем вставки пластин, наложения швов, вставки глазниц и припудривания с другими косметическими операциями, я восстановил лицо, вероятно, Лбова. Фото прилагаются к отчету. Лицо Дронова восстановлению не подлежит: череп сильно разошелся, повредив ткань лица, к тому же она почти полностью сгнила. Однако его подушечки пальцев я восстановил, что помогло опознанию. При осмотре трупов было найдено множество шрамов, в трупе Лбова около сердца я даже нашел осколок, кажется, от снаряда. При трупах было обнаружено – Кирвес открыл папку, порылся в ней, и стал читать по бумажке – при Дронове: часы «Кировские» с разбитым циферблатом, бумажник с 12 рублями и билет от Новосибирска-Главного до Инской на поезд 9 ноября, связка с двумя ключами. При Лбове: паспорт №459876 серия II-ПО, серебряное кольцо на правой руке, кошелек с 11 рублями и 50 копейками, а также лежащим в нем ключом. При вскрытии в желудках обоих была обнаружена водка, а также остатки, вероятно, соленых огурцов. У Дронова волосы русые, прямые, у Лбова – темные и тоже прямые, у него также присутствует один вставной зуб, мизинец был забинтован. У Дронова отсутствуют три зуба: два на верхней челюсти, один на нижней, ростом он 162 см, Лбов 169 см. С большой вероятностью можно сказать, что это трупы Лбова и Дронова. В отчете я этого не писал: пока точного решения по поводу опознания нет».

-Жену Лбова имеет смысл приглашать на опознание? – задумчиво выдавил Ошкин.

-Лбова имеет, я хорошо восстановил его лицо.

Горенштейн взял у Кирвеса фото восстановленного лица. Правая часть черепа была смещена, выпирая вверх, лицо все было во швах, а стеклянность вставных глаз бликами отражалась на фотокарточке. На кое-как сшитой коже щеки даже виднелись остатки какого-то нехилого шрама. Однако даже в таком ужасающем виде было видно явное сходство этого мертвого лица с фотографией Лбова в паспорте, которой Летов до сих пор поражался – такая деликатная физиономия на небольшой фотокарточке в помятом паспорте. Кругловатое лицо, смело и целеустремленно смотрящие в объектив глаза, черные волосы, которые так плотно прилегали друг к другу, что казалось, будто это не волосы, а шапка. Щеки немного выпирали, показывая свою пухлость, и даже на фотокарточке был заметен большущий шрам, идущий от глаза до самого конца челюсти.

…Во двор небольшого бревенчатого двухэтажного домика с треуголной крышей, который стоял в самом углу улицы, въехал «ХБВ». Коричневые оконые рамы держали серые от пыли окна, три подъезда вели внутрь этого здания, а от второго до третьего подъезда шла линия углублений в земле с окнами – это были комнаты тех, кто жил в подвале дома близ кочегарки. Рядом со вторым подъездом был еще один дверной проем, с треугольной деревяной крышей над ним, который вел вниз, в эти подвальные комнаты. А углубления, огороженые кирпичами, скрывали небольшие окна, из которых была видна лишь укрепленая бревнами земля, освещенная светом мира, который давлел над жильцами этих подвалов. Кто там жил было неизвестно, но Горенштейн уже приметил, что в таких подвальных комнатах с отдельным спуском к ним жили или дворники, или работники кочегарки.

Летов вместе с ефрейтором мерными шагами вошли во внутрь. Везде пахло вареным луком, в прихожей на табуретках стояли тазы с грязным бельем в сероватой воде, коридор был завален какими-то досками, а около лестницы на веревках висели мокрые рубахи и галифе с детскими штанишками. На кухне орал рупор, из которого лился Нечаев, оттуда же были слышны и женские голоса. Милиционеры предусмотрительно вытерли ноги, зайдя на кухню, где на старых примусах и «буржуйках» стояли чистенькие кастрюли, похлебку в которых женщины помешивали своими деревянными ложками.

«Здрасте, граждане хорошие, чаго пожаловали?» – спросила пухлая девушка, которая резала лук. Летов сразу приметил ее мерзкое лицо: оно было круглое, щеки обвисли, выпирал второй подбородок, повсюду веснушки, а около торчащего уха выползла огромная черная бородавка. Руки у нее были умелые: они мастерски рубили лук, периодически отрываясь на перемешивание похлебки в кастрюле. Ее темноватые волосы были спрятаны под красной, старой косынкой, а огромная грудь буквально выпадала из голубого сарафана, поверх которого она напялила грязнущий и порванный фартук. Окружение у нее было не лучше: в углу стояла и помешивала суп страшно худая женщина со связанными в косынку черными волосами и кривыми ногами, которые торчали из под старой зеленой юбки, а около окна варила бабушка в перешитой мужской гимнастерке и брюках, грязь которых скрывал белый, но на удивление Летова, выстиранный фартук.