Александр Арсаньев - Инфернальная мистификация

– Не вижу в этом необходимости, – раздраженно проговорила Мари. – Элен уже наблюдается у врача. Не так ли, мама? – Она обратилась к Наталье Михайловне.

– Так, но если ей хочется, – неохотно проговорила графиня. Я видел, что вдова чувствует себя словно бы не в своей тарелке. Мне снова показалось, что ей что-то известно, но она покрывает родную дочь. В принципе, ведь она даже не была полноправной хозяйкой в этом имении. У нее были какие-то свои родовые владения в Рязанской губернии, а это имение должно было достаться Елене, если, конечно, над ней не учредят опеки как над душевнобольной.

– Я бы хотела, чтобы вы осмотрели меня в малой гостиной, – задумчиво проговорила Элен. Она чувствовала себя неловко и комкала в руках батистовый платок с вензелями.

– А я настаиваю, чтобы при этом присутствовал твой личный доктор, я и, конечно, матушка! – воскликнула Марья Александровна.

– Я не возражаю, – улыбнулся Лунев одной из своих самых располагающих белозубых улыбок. – Давайте пройдем в гостиную, – предложил он.

В итоге за столом остались только я и Кинрю, так как граф Владимир также отправился в малую гостиную, чтобы сопровождать Элен, которая с трудом держалась на ногах и могла идти, только опираясь об руку брата.

– Ну, Яков Андреевич, и что вы об этом думаете? По-вашему, Луневу удастся что-нибудь выяснить? – осведомился он с сомнением в голосе.

– Не знаю, – пожал я плечами. – Возможно! Лунев – опытный доктор!

Наконец, все вернулись в столовую. Правда, уже без Елены, которая по причине собственной слабости предпочла остаться в своем будуаре.

– Ну так каков ваш вердикт, Алексей Вениаминович? – натянуто осведомилась Наталья Михайловна. Сегодня она была в лиловом роброне из лионского кружева. Кашмирская шаль прикрывала ее полноватые плечи.

– Я, пожалуй, соглашусь во мнении с Дмитрием Степановичем, – осторожно ответил Лунев. – Элен нуждается в помощи, – добавил доктор уклончиво. Он сделал мне знак глазами, что нам надо срочно поговорить.

Наталья Михайловна облегченно вздохнула. Я заметил, что и Марья Александровна отвернулась к стене, видимо, чтобы скрыть волнение.

– Надо подумать о консилиуме, – вкрадчиво проговорил Левицкой, переглянувшись с Машей, которая сумела к этому времени взять себя в руки.

– Я буду хлопотать перед Государем об учереждении опеки, – Наталья Михайловна присела на стул. – Над самой Элен и ее имуществом, – графиня, как бы в отчаянии, закрыла лицо руками.

Я вернулся в комнату, любезно отведенную нам с японцем хозяином. Лунев пришел следом, чтобы отчитаться передо мной об истинном состоянии своей пациентки.

– Элен и вправду можно признать безумной? – осведомился я. – Что с ней творится?

– Если немедленно не вмешаться, – пожал плечами Лунев, – то вполне может случиться так, что она и в самом деле сойдет с ума! Мне показалось, что этот эскулап… Как там его?

– Если не ошибаюсь, то его настоящее имя Кирилл Левицкой, – отозвался я. – И что же он делает?

– Опаивает графиню опиумом и внушает ей всякие бредни, – отрезал Лунев. – Не удивительно, что Элен страдает галлюцинациями! Я сам видел флакон из-под опиумной настойки, – заверил он.

– О чем это вы говорите?! – ужаснулся Оленин. Я даже не заметил, как он без стука вошел в нашу комнату. – Разве та настойка, которой доктор поит Элен, не успокаивает?!

Услышанное стало для графа истинным откровением и потрясло его.

– Да я этого мерзавца!.. Он с Кузнецовым, вероятно, в преступном сговоре! – воскликнул Владимир Александрович.

– Не горячитесь, граф, – прервал я его нахмурившись. – У нас пока нет никаких доказательств!

– Да когда же они появятся? – граф нервно заходил по комнате. – Моя сестра погибает у меня на глазах.

– Каково в целом то состояние, которое должно перейти к Элен после ее замужества, помимо этой усадьбы? – осведомился я.

Оленин задумался, он присел в глубокое кресло с высокой спинкой, обитое штофом. Мне показалось, что он сразу постарел на несколько лет.

– Еще несколько имений в пяти губерниях, – ответил граф. – В общей сложности около пятнадцати тысяч душ, да пятьдесят тысяч рублей в Московской сохранной казне…

– Вот это да! – присвистнул Кинрю.

– А вы? – поинтересовался я.

– Немногим меньше, – коротко бросил граф.

– А Мария Александровна? Что ей завещал отец? – я в упор уставился на Оленина.

– Я уже вам говорил, что в случае смерти Элен она разделит со мной это имение. Еще Мари получит имение под Москвой и то наследство, что достанется ей от Натальи Михайловны, – мрачно проговорил Владимир. Мне показалось, что он начал кое-что понимать. – Неужели?.. Нет, я не могу в это поверить! – Владимир Александрович вышел из моей комнаты. Собственное предположение убило его.

– Любопытно, что нам расскажет Мира? – осведомился японец, когда дверь за офицером закрылась. – Что-то ее не видно, – забеспокоился он. – Вы еще не начали волноваться?

– Нет, – ответил я, – если Мира до сих пор не показывается нам на глаза, значит, ей еще не удалось все выяснить до конца. Как только она будет уверена в том, что сведения достоверны, то немедля появится!

– Мне бы вашу уверенность, Яков Андреевич, – покачал головой Кинрю. – В этой усадьбе я все время испытываю какое-то неприятное чувство, – японец поморщился, – будто бы нахожусь в тылу у противника!

– Но ведь это так и есть, в некотором роде, – заметил я.

– А если Артист и от нас заодно решит избавиться? – поинтересовался мой Золотой дракон. – У меня такое ощущение, будто мы с вами в ловушке!

– Даже если у него и появится такое желание, Мари ему не позволит! – попробовал я успокоить Кинрю. – Ей слишком много шума совсем ни к чему! К тому же, Лунев вроде бы согласился с ее эскулапом, – добавил я. – Пойдем-ка лучше в парк и осмотрим грот, из которого якобы вышел вампир вчера вечером!

– Неплохая идея, – согласился Кинрю, водружая на голову свой широкополый цилиндр.

– Вы куда-то собираетесь? – в дверь заглянул Лунев. На лице у него застыло выражение охотника, готового вот-вот наброситься на добычу.

– Алешка! Глазам своим не верю! Ты тоже во вкус вошел, – отозвался я. – Мы хотели грот осмотреть с упырями… Ты с нами? Или не отважишься вампира за хвост поймать?

– Ну, – протянул Лунев, – чтобы я да упустил такой случай… Век себе не прощу! – он вооружился охотничьим ружьем, позаимствованным из графского кабинета.

– Значит, отправляемся на охоту, – резюмировал я.

Мы прошли несколько шагов по усадебной аллее, рассматривая красоту, что царила кругом. Сад был разбит согласно канонам садово-паркового искусства, сложившихся за многовековую историю дворцовых садов и окончательно оформившихся к концу прошлого, восемнадцатого века.