Линдсей Дэвис - Заговор патрициев, или Тени в бронзе

— Фалько! Куда ты торопишься?

— К Капенским воротам!

Эта кошмарная поездка через весь Рим заняла еще час.

Я спланировал лучший маршрут, как можно было обогнуть южную часть Палатина, хотя это означало, что придется пробираться через окрестности Золотого дома Нерона. Золотой дом стоял в неопределенности — слишком экстравагантный для Флавиев — так что я встретил целое собрание землемеров, столпившихся вокруг озера, которые пытались решить, что нашему уважаемому новому императору следует делать с участком. У самого Веспасиана была великая идея, что это важнейшее место следует вернуть людям — подарок Флавиев Риму для всех последующих поколений… Собравшиеся готовы были навязать нам пятнадцатилетнее строительство нового городского амфитеатра. Последнее, чего я хотел, пытаясь добраться до дома Камилла, это чтобы мне преградила путь толпа нудных архитекторов в ярких туниках, планировавших постройку еще одного императорского памятника, который легко забудется. Мне пришло в голову, что счастливому римлянину, который изобрел применение бетона, нужно много за что отвечать.

Наконец я добрался до тишины Капенских ворот. Как обычно, привратник отказался впустить меня.

Я спорил; он пожимал плечами. Этот мальчик был похож на короля, а я чувствовал себя деревенщиной. Он стоял в доме; я стоял на улице на крыльце.

К тому времени мне было так жарко от быстрой езды, и я так разозлился, что схватил маленького хама за тунику, швырнул его об косяк и прорвался внутрь. Фалько всегда готов к изощренному подходу.

— Если бы ты знал, что хорошо для тебя, сынок, то научился бы узнавать друзей семьи!

Резкий женский голос спросил, что тут за шум. Я проскочил в гостиную, оказавшись лицом к лицу со знатной Юлией Юстой, сильно раздраженной женой сенатора.

— Извиняюсь, что ворвался, — кратко сказал я. — Кажется, нет другого способа, чтобы выразить соболезнование…

Нам с матерью Елены Юстины не удалось завязать дружеские отношения. Больше всего меня раздражало (поскольку, если говорить прямо, я не нравился ее маме), что хотя Елена Юстина унаследовала выражения и интонации от своего отца, ее внешность передалась со стороны матери. Всегда было странно видеть те же самые умные глаза, как у нее, которые смотрели на меня совершенно подругому.

Я заметил, что Юлия Юста, будучи хорошо одетой, хорошо воспитанной женщиной, чье лицо пользовалось лучшими маслами и косметикой, которую могла купить жена богатого сенатора, сегодня выглядела бледной и напряженной. Также казалось, что ей было трудно решить, что мне сказать.

— Если, — медленно начала мама Елены, — ты пришел к моей дочери…

— Послушайте, я слышал коечто, что меня расстроило; Елена в порядке?

— Не совсем. — Мы оба стояли. Комната казалась невероятно душной; мне было трудно дышать. — Елена потеряла ребенка, которого она ждала, — сказала ее мама. Потом она с измученным выражением лица наблюдала за мной, не зная, чего от меня ожидать — хотя зная, что ей это не понравится.

Было совершенно неприемлемо повернуться спиной к жене сенатора в ее собственном доме, но я неожиданно заинтересовался статуей дельфина, которая служила лампой. Мне никогда не нравилось, чтобы другие люди видели мои эмоции, пока я сам в них не разберусь.

Дельфин был маленьким и хитрым, но мое молчание беспокоило его. Я снова обратил свое формальное внимание на жену сенатора.

— Так, Дидий Фалько! Что ты можешь об этом сказать?

— Больше, чем вы думаете. — Мой голос прозвучал жестко, словно я говорил в металлическую вазу. — Я скажу это Елене. Могу я ее увидеть?

— Не сейчас.

Она хотела, чтобы я ушел из ее дома. Как хорошие манеры, так и нечистая совесть диктовали мне, что нужно быстро уходить. Я никогда особо не следовал хорошим манерам: я решил не двигаться с места.

— Юлия Юста, вы не скажете Елене, что я здесь?

— Я не могу, Фалько — врач дал ей сильное снотворное.

Я сказал, что в таком случае не хочу никого беспокоить, но если Юлия Юста не будет сильно возражать, я подожду.

Ее мама согласилась. Она, возможно, понимала, что если они выставят меня из дома, то я только спровоцирую разговоры среди их знатных соседей, прячась на улице, как жалкий кредитор.

Я ждал три часа. Они забыли, что я здесь. Наконец дверь открылась.

— Фалько! — Мама Елены посмотрела на меня, поразившись моей выдержке. — К тебе должны были подойти…

— Мне ничего не нужно, спасибо.

— Елена все еще спит.

— Я могу подождать.

На мой мрачный тон Юлия Юста прошла дальше в комнату. Я ответил на ее любопытный взгляд тем, что сам сурово и резко уставился на нее.

— Госпожа, было ли сегодняшнее происшествие несчастным случаем или врач дал вашей дочери чтото, чтобы помочь решить проблему?

Женщина смотрела на меня злобно возмущенными темными глазами Елены.

— Если ты знаешь мою дочь, то ты знаешь ответ!

— Я действительно знаю вашу дочь; она чрезвычайно разумна. Я также знаю, что Елена Юстина не стала бы первой матерьюодиночкой, которой навязали решение ее проблемы!

— Оскорбление ее семьи не поможет тебе ничего узнать!

— Простите меня. Я слишком много размышлял. Это всегда плохо.

У Юлии Юсты вырвался легкий нетерпеливый вздох.

— Фалько, это ни к чему не приведет; почему ты все еще здесь?

— Я должен увидеть Елену.

— Я должна сказать тебе, Фалько — она о тебе не спрашивала!

— А о комнибудь другом она спрашивала?

— Нет.

— Тогда никто не обидится, если я подожду.

Потом мать Елены сказала, что если я так уверен, то лучше увидеть Елену сейчас, чтобы потом, ради всего святого, я мог пойти домой.

Это была маленькая комната, та, в которой Елена жила в детстве. Она была аккуратной и уютной, и когда девушка вернулась в дом своего отца после развода, она наверняка попросила ее обратно, потому что эта комната была совсем не похожа на ее огромные апартаменты в доме Пертинакса.

На узкой кровати под натуральным льняным покрывалом неподвижно лежала Елена. Ее так сильно накачали лекарствами, что не было никакого шанса разбудить ее. Лицо казалось совсем бледным и некрасивым, изза истощения от тяжелого физического испытания. Поскольку в комнате находились другие женщины, я не смог прикоснуться к ней, но от ее вида у меня вырвалось:

— О, они не должны были так с ней поступать! Как она узнает, что здесь ктото есть?

— Ей было больно; ей нужно отдохнуть.

Я боролся с мыслью, что я, возможно, нужен Елене.

— Она в опасности?

— Нет, — сказала ее мама еще тише.

Все еще чувствительный к обстановке, я заметил, что бледная служанка, сидевшая на сундуке, недавно плакала. Я спросил:

— Скажите мне правду; Елена хотела ребенка?