Алан Милн - Очень недолгая сенсация

Не так давно, погожим июньским утром, Дженни Уинделл открыла своим ключом входную дверь Обурн-Лоджа и, задумчиво что-то напевая, поднялась по лестнице в гостиную. Увидев тело своей тети Джейн на коврике рядом с открытой дверью, она очень удивилась. Разумеется, уже давно было ясно, что тетя Джейн плохо кончит. Мало того что ее черные волосы были подстрижены коротко, как у мальчика, она еще курила сигареты, вставляя их в длинный алый мундштук, и водила знакомство с Ситуэллами [2] Ситуэллы — известная английская литературная семья. Эдит (1887–1964) — поэтесса, Осберт (1896–1969) — влиятельный поэт и критик, Сечеверелл (1897–1988) — поэт, критик, историк искусства. . Кроме того, она играла по воскресеньям в дурацких спектаклях, любой из которых ничего не значил, или значил то, что вам казалось, он значит, — а это вряд ли было возможно. А еще ходили слухи, что она… но, разумеется, это неправда. Все же ее отец служил своему королю в Индии, и Уинделлы всегда считались знатью.

Удивительно было не то, что тетя Джейн так коротко подстрижена, и не то, что Дженни, поднявшись по лестнице, обнаружила ее тело в гостиной. Дженни была довольно начитана и знала, что люди то и дело, поднявшись по лестницам, обнаруживают тела в гостиной. Только прошлым вечером Майкл Аллоуэй, барристер по профессии, обнаружил тело хорошо одетой женщины на своем коврике перед камином и лежавшую рядом записку, смысл которой Дженни до сих пор не удалось разгадать. Сегодня утром, путешествуя от одной витрины магазина к другой, от одного прилавка к другому, она обдумывала возможность собственного романтического приключения, что гораздо легче обдумывать, когда ты на Бромптон-роуд, а не на седле какого-нибудь арабского шейха. Труп… молодой красавец детектив… Олд-Бейли [3] Центральный уголовный суд (по названию улицы, на которой он находится). … Дженни Уинделл дает свидетельские показания: драматичное свидетельство. («О, здравствуйте! Нет, я просто заглянула… благодарю вас».)

Нет, удивительным было то, что тетя Джейн вообще оказалась в Обурн-Лодже. Ее не было здесь, дай подумать, Дженни, — наверное, лет восемь. Счастливое время, рассуждала про себя тетя Кэролайн (добропорядочная тетя), потому что для Дженни было гораздо лучше, что рядом нет Джейн. Она могла повредить Дженни, заронить какие-нибудь дурные мысли в ее головку. Это великое счастье, что Джейн навсегда уехала из Обурн-Лоджа восемь лет назад.

А теперь Джейн вернулась в Обурн-Лодж… и Дженни увидела ее снова, после этих восьми лет… и это могло повредить Дженни и заронить какие-нибудь дурные мысли в ее головку.

«Ой!» — произнесла Дженни. А потом: «Ну вот!» А потом удивленно: «Да ведь это тетя Джейн!»

Даже спустя восемь лет в этом не было никаких сомнений. Гладкая черноволосая голова, нелепые цыганские серьги, забавно подбритые брови над раскосыми глазами, пресловутый мундштук, который теперь валялся на полу, разбитый на несколько кусков, — все это было так давно и хорошо известно всем, кто читает «Санди пейперз», что любая из читательниц тут же воскликнула бы: «Да ведь это Джейн Латур!» «Санди пейперз» не была вхожа в гостиную Обурн-Лоджа, ни в коем случае. Мистер Гарвин из «Обсервера» был вхож, потому что отличался патриотизмом и делал все, что в его силах, для блага Англии; но ведь это совсем другое. Это была более Государственная Газета. Чтобы заглянуть в «Санди пейперз», нужно было спуститься в кухню… и подождать, пока кухарка скажет: «Вот тут еще кое-что написано о вашей тете, мисс Дженни. Я для вас вырезала». И из того, что выреза́ла кухарка, и из иллюстрированных журналов, над которыми ее светловолосая головка склонялась в парикмахерской, и из детских воспоминаний восьмилетней давности у Дженни сложился такой полный портрет тети Джейн, о каком только может мечтать любая племянница.

Этот портрет и манил, и отталкивал Дженни примерно так же, как ее первый и последний коктейль. Коктейль носил название «Белая дама», и назвать так тетю Джейн никому бы и в голову не пришло. Тетя Джейн была красно-черная дама. И так как она была известная актриса, можно было небрежно упомянуть в разговоре: «О да, это моя тетя» и ожидать завистливого: «В самом деле?» А поскольку она прославилась и во многих других отношениях, можно было поспешно произнести: «Ну да, она действительно какая-то родственница, но…» — и дожидаться, пока сменят тему. На самом деле Дженни (когда она задумывалась над этим) раздражала собственная неосведомленность относительно того, что именно тетя Дженни сделала . Тетя Кэролайн объяснила ей однажды, чего Джейн не сделала, но Дженни чувствовала, что здесь кроется еще что-то. В самом деле, с каждым может случиться: выходишь замуж за французского графа, а потом выясняется, что он вовсе не граф и что ты за него вовсе не вышла, и все, что от него остается, так это то, что он, вне всяких сомнений, (о, вне всяких сомнений!) француз. Но никто не станет писать о тебе в газетах из-за подобной ошибки. Разве не так, тетя Кэролайн?

— Дорогая, — сказала тетя Кэролайн, — это не все.

— Все что?

— Это не та тема, которую мне хотелось бы обсуждать с сестрой; и не та, которую мне хотелось бы обсуждать с шестнадцатилетней девушкой. Мои методы воспитания, возможно, старомодны, Дженни, но, используя старомодное выражение, я хочу вырастить тебя настоящей леди. А теперь поговорим о чем-нибудь другом.

— А тетя Джейн выросла настоящей леди?

— Тетя Джейн, — гордо сказала Кэролайн, — всегда была и остается леди, что бы она ни делала. Она из рода Уинделлов.

Так случилось, что Дженни тоже была из рода Уинделлов, и поэтому тоже оставалась бы леди, что бы она ни делала, даже если бы позволила себе все то, что тетя Джейн, чем бы это ни оказалось, тогда почему же…

— Позвони в колокольчик, пожалуйста, и давай будем пить чай. Кажется, у тебя спустилась петля на чулке. Дай я взгляну. Да. Тебе лучше пойти и сменить чулки, а потом поднимешь петлю.

Таким образом, Дженни и ее ближайшей подруге Нэнси оставалось гадать (над коробкой шоколадных конфет), что же такое делает тетя Джейн. Дженни склонялась к тому, что она нюхает кокаин во Все Большем Количестве. Нэнси же считала, что она играет на арфе обнаженной перед Всеми Короноваными Особами Европы. Но вскоре они заговорили о чем-то другом.