Кэролайн Данфорд - Смерть в хрустальном дворце [litres]

– Пока нет, – ответил Бертрам.

– У меня для вас мало информации, и раздобыл я ее с большим трудом. Байерсдорф – давний друг фон Риттера, но он был помолвлен с женой фон Риттера до того, как она решила выйти замуж за барона. Известно, что жена барона была очень несчастна в первые годы их брака, но он и в зрелом возрасте продолжал ходить налево, хотя и поменьше. Сейчас его жена снова беременна, и врачи опасаются за ее жизнь. Да, прошло очень много времени, обиды за такой срок обычно забываются, но грозящая женщине в скором времени смерть вполне могла разворошить старый огонь.

– А отравление в чужой стране вызывает меньше подозрений, – заметила я. – Но в таком случае ему потребовалось бы все планировать заранее. Но можно ли ждать столько лет, чтобы отомстить?

– Я бы мог, – пожал плечами Майкл. – В любом случае Дрейпера не особо любят власть имущие. Он ожидает рыцарского титула за оказание поддержки в том случае, если начнется война. И вероятно, он его получит. Он нам нужен. Однако он не любит высшее общество, и его подозревают в симпатиях большевикам.

Услышав это, Бертрам застонал.

– Портер быстро идет в гору, – продолжал рассказывать Майкл. – Вероятно, вскоре пойдет в политику, хочет, чтобы его считали великим человеком. Я не смог найти никакой связи с фон Риттером, а также выяснить, зачем ему так рисковать в это время. Габерман – темная лошадка. Безупречная характеристика. Отличный дипломат. Никакой грязи в личной жизни. Очень подозрительно.

– Мы еще думали про продавщицу в кафе, – сказал Бертрам.

– О, это все наши люди. Вы бы очень удивились, узнав, каких людей мы используем в качестве активов. – Майкл произнес это таким тоном, что мне стало не по себе.

– Так что, вы подозреваете Габермана? – спросила я, пытаясь направить разговор в другое русло.

– Очень сильно, – признался Майкл.

– Мы упоминали, что люди слышали, как Готтлиб спорил с фон Риттером? – спросил Бертрам. – Не могу сейчас вспомнить, кто именно сказал нам об этом. Но это можно легко проверить.

– Он на людях с ним спорил? – уточнил Майкл.

– Это определенно слышали другие, – ответила я.

– Ну, тогда, наверное, это решает дело, – внезапно объявил Майкл. Меня это поразило. – Теперь остается только решить, вешать ли его здесь или передать Германии.

– Но должен же еще состояться суд! – воскликнул Бертрам.

– Хм, это маловероятно, – заявил Майкл. – На данном этапе это было бы совсем некстати. Немцы должны увидеть, что мы справедливы, действуем непредубежденно, и тогда все будет в порядке. Я думаю, что нам следует передать его им, а дальше пусть они сами разбираются. Публично объявим про сердечный приступ. Скажем, что принимали меры предосторожности, но они оказались излишними. Это должно быть хорошо воспринято и у нас в стране, и за рубежом. – Он встал. – Страна благодарит вас за службу.

– Подождите минутку! – воскликнула я. – Это все? Вы вот так просто приговариваете Готтлиба к смерти? Минуту назад вы были готовы признать убийцей Габермана.

– Не я находил доказательства, – ответил Майкл и вздохнул. – Именно так и происходит, когда к делу подключаются гражданские лица и глубоко в него вникают. Я сотню раз говорил Фицрою…

– Он вернулся? – спросил Бертрам.

Майкл покачал головой и посмотрел на меня:

– Что вы хотите?

– Справедливого суда для Готтлиба.

– Он не является подданным Великобритании. Если мы передадим его немцам и расскажем о наших подозрениях, то можем спокойно умыть руки.

– И что, по вашему мнению, его ждет? – спросил Бертрам.

Майкл пожал плечами:

– Вероятно, для всех было бы лучше, если бы он выпал за борт на пути домой.

– Это неправильно! – запротестовала я.

– Мы – или, скорее, вы можете спорить часами. Чем вы, по вашему мнению, занимаетесь? Нам нужно имя. Вы его назвали.

– Дайте нам больше времени, чтобы подтвердить правильность выбора, – попросила я.

Майкл нахмурился:

– Это нужно быстро закончить.

– И у нас есть другие дела. Срочные дела, – напомнил Бертрам.

– Мы не можем отправить невинного человека на смерть, – объявила я.

– Послушайте, вы же верующие люди, христиане, – сказал Майкл. – Думайте, что он просто пораньше попадет в землю обетованную. Я хочу только, чтобы у нас было достаточно оснований объявить его убийцей. Мне не важно, кто это будет. Слышали поговорку о том, что Господь сам отделяет грешников от праведников?

После этого богохульства я посмотрела на него с таким презрением, что он слегка поморщился.

– Хорошо. У вас есть время до завтрашнего утра. Тогда вы должны назвать имя, а тому, кого вы назовете, уже придется расхлебывать последствия. Вы понимаете, что определение убийцы в этом деле означает поддержание мирного процесса – сохранение его жизнеспособности? Смерть одного невинного человека против потенциальной смерти тысяч невинных людей. Такие сделки стране и правителям приходится заключать каждый день.

– Но вы же говорили, что война начнется в любом случае, – напомнила я.

– Я не всеведающий, – ответил Майкл. – Всегда остается шанс, что мир окажется более прибыльным. – Он подвинул стул, явно показывая, что разговор окончен. – У вас есть время до завтра, до восьми утра. Именно тогда делегация снова соберется на завтрак. Я сейчас снимаю кордон и отправлю эту компанию назад в гостиницу. Сопровождающие проверят, чтобы они тут ни с кем больше не общались и уехали.

После этого он ушел. Бертрам посмотрел на меня одновременно с восхищением и отчаянием.

– Не знаю, аплодировать тебе за твою добросовестность или впадать в отчаяние оттого, что мы еще дольше не сможем помогать Риченде. – Он встал, подошел ко мне, взял мою ладонь двумя руками и смотрел мне прямо в глаза. – Как ты думаешь, чего мы сможем добиться? Похоже, Майкл сейчас сделает так, что делегация окажется вне пределов нашей досягаемости. День близится к концу. Близнецов и Мэри до сих пор нет. Выставка закрывается. Что мы фактически можем сделать в оставшееся время?

– «Босенбис», – напомнила я. – Мы можем поговорить с персоналом и любыми свидетелями, которых удастся найти, по поводу прошлого вечера. Как себя вчера вели члены делегации? Это поможет нам по-новому взглянуть на дело. Если мы узнаем что-то новое, то можем приехать в их гостиницу в семь утра и потребовать возможности снова побеседовать с членами делегации на основании новых доказательств.

– Нет, – сказал Бертрам.

– Что «нет»?

– Ты не можешь пойти в «Босенбис». Я пойду сам, я настаиваю на этом, и выясню все, что смогу. Но ты не можешь меня сопровождать. И не спрашивай ни о чем.

– Я и не собираюсь спрашивать, – заявила я. – Нам нужно вернуться в гостиницу и переодеться.