Петр Ингвин - Ольф. Книга вторая

Не понимала.

— Учи это слово, без него в России никак. Авось, повтори. А — вось.

Челеста поняла, чего от нее хотят.

— А-вос.

— Как-как? Ага, тенденция ясна. Теперь скажи-ка: аминь. — Я сложил ладони как в молитве.

— Амен.

— Тогда пусть остается овёс.

Куртку я поместил в кладовку к остальным вещам, взамен достал помощнице платье и туфли.

— Одевайся.

Халаты я убрал.

Карие глазищи просияли:

— Довэ андьямо?*

*( Куда пойдем ?)

Кости ломило от мороза, голову — от духоты, и это, видимо, сказалось на поступке Челесты — мой приказ она поняла правильно и исполнила прямо на месте.

Все же: как она прелестна и непосредственна. И по-детски наивна. И красива…

Тактично отвернувшись, я разогнал невыносимую жару и натянул привычный комплект джинсы-рубашка-свитер-боты, с которым расставался только на ночь.

Перелет прошел практически незамеченным, корабль вскоре завис над многоэтажкой Владлена и Нины.

— Гоу,* — сказал я.

*( Пошли )

Крыша к моему удовольствию нынче оказалась необитаемой, и хорошо, а то надоело гонять молодежь.

Челеста счастливо выпорхнула. Когда обернулась, улыбка погасла — я нес с собой автомат.

— Иди первой.

Она уныло влезла через люк на вертикальную железную лестницу, и было не по себе от безжизненно-тоскливого взгляда, замершего среди державшихся за поручни кулачков. Внизу девушка осмотрелась, приглашающий взмах подсказал, что никого нет. Что ж, хотя бы здесь, но засада снята. Живем.

Я спустился на площадку. Несколько этажей мы шли почти пять минут — шаг за шагом, осторожно и неслышно, со всеми предосторожностями. Так спецназ штурмует убежище террористов.

Вот и дверь Нины. И, кроме того, Владлена Олеговича. Второе внушало опасения. Если бы я заметил кого-то в недвусмысленной позе с моей девушкой, а потом этот кто-то придет с просьбой, мой ответ ему не понравится.

Я отчаянно выдохнул и вдавил кнопку звонка.

Дверь распахнулась почти мгновенно.

— Олег? — Нина перевела взгляд на стоявшую рядом Челесту и придирчиво, но благосклонно осмотрела ее. — Напомни, как зовут гостью?

— Челеста.

Девушка чинно склонила голову. Умница.

— А ты чего… — При виде автомата глаза Нины расширились.

— Для безопасности. Владлен дома?

Нина отвела взгляд.

— Уже нет.

— Ушел? А давно был? Про документы спрашивала?

— Владик ушел… совсем, — сквозь боль вымолвила Нина.

Она отвернулась. Кажется, чтобы спрятать слезы.

— Вы поругались? — Я стиснул зубы. — Из-за меня? Но он так любит тебя… Вернется, обязательно вернется!

— Олег, он не вернется. Оттуда не возвращаются.

Вспомнился выстрел и последующий крик. Все встало на места. Ноги у меня задрожали и едва не подкосились. Теперь я знал, в кого стрелял Владлен. И почему.

— Почему не сказала?

— Зачем? — Нина протерла глаза тыльной стороной ладони. — Вас это не касается. Проходите.

Не сказал бы, что не касается. Меня — очень даже касается. Я тот самый козел из поговорки про чужой огород. Но если Нина не хочет об этом говорить — не буду. Мне, собственно, и сказать нечего, а пустые соболезнования сейчас ни к чему. Все, что требуется, я самому себе скажу. И это важнее.

Челеста с интересом вошла. Я остался снаружи.

— Чао. Скоро вернусь. Оставайся с Ниной. Здесь тебе ничего не угрожает.

Нина с удивлением отследила вереницу чувств, что проскользнули по лицу девушки — от обиды до кроткой печали и окончательного смирения с обстоятельствами.

— Ама ль амико туо кон вицио суо,* — вздохнула Челеста и отвернулась.

*( Принимай друга таким, какой он есть )

Тишину порвало, сквозь листву ослепил свет приближающихся фар. Судя по времени, это Руслан. Я вышел из-за деревьев — с пустыми руками и в наброшенной камуфляжной куртке.

Корабль остался в лесу, за изгибом дороги. Место надежное, и найти легко, когда буду возвращаться. О времени возвращения приходилось только догадываться.

Около меня остановилась видавшая виды Лада, клубы поднятой пыли обогнали ее, застилая обзор. Когда прояснилось, я увидел, что за рулем действительно тот, кого ждал. В сопровождении благоверной. Зачем?

Я пожал плечами и бухнулся на заднее сиденье.

Ни слова не говоря, двинулись дальше. Руслан был в клеенчатой ветровке поверх свитера, его жена в теплой кофте-накидке на водолазку и демократичных джинсах. Оба глядели вперед и молчали. Чтобы молчание не было столь вызывающим, парень включил радио.

Как и они, я чувствовал себя не в своей тарелке (в своей тарелке, которая летает, чувствовал себя предельно хорошо). Музыка бумкала, тумкала и тыщ-тыщ-тышкала, корявый речитатив решал за людей их проблемы, попутно устраивая судьбы мира. А досада на кажущуюся несправедливость жизни давила и скребла где-то в черепе. Мы, все трое, заставляли себя смириться с неизбежностью того, что должно случиться.

Не получалось. Водитель не выдержал, его кулак врезал по выключателю аудиосистемы.

— Не хотел ее брать, — Руслан мотнул головой в сторону супруги, — но разве переубедишь…

Главная заноза дня ехала с застывшим лицом статуи — смотрела прямо перед собой, не моргала и не шевелилась. Автопечка гнала уютное тепло в ноги и голову. Овеваемая знойным ветерком кожа млела, мысли и рисуемые подсознанием предвосхищаемые образы переплетались и сливались в нечто невообразимое.

Боже, во что я ввязался? Что хочу доказать? Кому доказать, и кому это надо?!

Мне надо. Челесте. Самому Руслану — чтобы не забывал, что за слова отвечать надо. Итого — это нужно мировому порядку, чтобы не погрязнуть в хаосе.

Это я хорошо придумал. И лучше на этом остановиться, чтобы эгоистичные нотки не посмеялись над столь крутым определением.

Прямо перед глазами изящная ручка машинально откинула золотые водопады на подголовник. Света, необъявленная путеводная звезда событий, вновь застыла, как бы испугавшись содеянного. У меня из живота в мозг поднялась волна, дыхание вдруг стало шумным. Я передернул плечами и вновь сосредоточился на дороге.

Ага, сосредоточился. То, что взор серьезен и направлен вперед, ничего не значило, потому что внутри все бушевало. Затеянное вспыхивало картинками самых непредставимых последствий, под сердцем жгло. Представляю, что творится на душе у спутников. Точнее, не представляю. А еще точнее — не хочу представлять.

Трассирующее мелькание кустов и деревьев еще больше сгущало атмосферу. Тишина стала невыносимой. Руслан сдался первым.

— Вчера щелкал каналами и нарвался на старый фильм, «Обыкновенное чудо», — выдал он поперек бурливших в каждом чувств и соответствующего им тягостного направления мыслей. — В который раз пересмотрел с начала до конца.