Петр Ингвин - Ольф. Книга вторая

Чтобы что-то увидеть, пришлось выключить фары, но и после этого глаза еще долго привыкали к лесной темноте.

— Рули, я подтолкну, — предложил я, когда все вышли посмотреть на случившееся.

Света тоже вызвалась участвовать. Мы с ней встали сзади по бокам и уперлись ладонями в железо. Руслан нажал на газ, двигатель взревел, колеса провернулись…

— Ой!!!

Вскрик заставил обернуться: отскочившая Света размазывала на себе налипшие комья и кляксы.

— Еще раз! Враскачку! — скомандовал я

Руслан умело раскачал машину, но из плотоядно чавкающей глины она так и не выбралась.

— Еще разок?

— Давай, — со вздохом согласился рыжий водитель.

Мы оба уже понимали, что надо откапываться, а затем набросать чего-то под месившее грязь колесо, но по чисто мужской привычке попробовали еще раз. Единственное, чего достигли — как и Свету, меня с ног до головы окатило грязью.

Руслан все еще надеялся: то трогался осторожно, со второй передачи, то давил газ в пол. Я еще раз глянул на несущиеся снизу комки и брызги. Потом по сторонам.

— А здесь совсем неплохо.

Руслан отвлекся от затянутых в топь колес.

— Верно, — хмуро согласился он, — просто чудесно. Уголок — мечта туриста. Если не считать этой мутной лужи в центре величественной природной композиции.

— И меня в крапинку, — с обидой, что никто не замечал ее страданий, объявила Света.

Вновь поразили бездонные глаза. В таких не просто тонешь, в них, наперекор воле, хочется тонуть, заранее зная, что не выплыть. Понимаю выбор Руслана. Не понимаю, почему он сейчас здесь. За слова надо отвечать, это не обсуждается, но жена — дело святое. За такое можно и в морду. Скажем по-другому: за такое нужно в морду.

Может быть, он боится? После того, что случилось с Лавриком, я бы тоже боялся.

И снова на меня вскинулись и тут же убежали в сторону девичьи глаза — небольшие, но красивые, без дна и края. Вот кто боится. Она боится за него, чтобы не повторил судьбу Лаврика. Поэтому они здесь — вдвоем. Какой же нечеловеческой сволочью я выгляжу в их глазах. Если через секунду в спину воткнется нож — пойму и прощу.

Не воткнется. Лаврик был еще тем крепышом, и где он теперь? Даже если бы Руслан задумал нечто подобное, Света не позволит. Наверняка, предупредила, чтобы не пытался, он нужен ей живым и здоровым.

Вот так мужики перестают быть мужиками. Я бы бил обидчика невзирая на. Впрочем, есть объяснение: мое сердце свободно, потому и. Будь у меня любимая жена, все могло быть по-другому. Как? Не знаю. У меня нет жены.

Может, именно потому и нет?

Скрежетнула дверца, ботинки водителя один за другим хлюпнули в жижу — Руслан направился к ближайшей разлапистой сосне. Его рука потянулась назад к поясу, словно в желании почесать поясницу или размять постреливающий радикулит, и после невнятного движения фокусника обрела полуметровый тесак. Выудила его из ниоткуда, будто сотворив из воздуха, ведь у парня, кроме легкой курточки по талию ничего не было. Понятно, не считая обуви, джинсов и того, что под курткой.

Кривой тесак прекрасно заменил топор. Срубленные хвойные лапы легли под резину и днище, и невероятный «ножичек» отправился обратно за спину под куртку. Руслан прыгнул за руль.

Мотор взрыкнул, несколько движений враскачку, и с нежелающим отпускать причмокиванием мать сыра-земля позволила стальной карете выползти на пригорок. На этой площадке, видимо, останавливались охотники, уж больно местечко пригожее и обихоженное.

Руслан указал на пологое место на бережке.

— Стрелять можно здесь.

Свету как током ударило. Занятая пострадавшей внешностью, она настолько отрешилась, что даже забыла о цели приезда. Руслан тоже потускнел, будто пейзаж поздней осенью.

— Нож у тебя — самое то для леса, — сказал я, посмотрев ему за спину.

Скользкий момент был оттянут еще на какое-то время.

Инструмент мне серьезно очень нравился. Хотя эффектная сценка с его доставанием напоминала фильм про Данди-Крокодила: презрительная усмешка героя неудавшемуся грабителю: «Разве это нож? Вот нож!» — и так же, как только что Руслан, сзади, из-за пояса… Но. У австралийца тесак был за ремнем на заднице и по сравнению с Руслановым сильно проигрывал в длине. За пояс, если ты не иллюзионист, такое не спрячешь. И за руль, если у тебя такая штука под штаниной на заднице, не сядешь. Это же нечто среднее между саблей и топором.

Удовольствие парня было больше, чем у Данди в момент его высшего расположения духа. Руслан потянулся за предметом разговора — ну как лишний раз не продемонстрировать собственную мальчишескую крутость.

— Айо гуркхали!!! — разнеслось по лесу во всю мочь, распугивая дичь и возможных браконьеров.

Повторно материализованный клинок завертелся по окружностям, спиралям и непонятным образом вокруг всего корпуса — не хуже нунчак в руках профессионала. Вращая, делая внезапные выпады и удары по воздуху, который представлял воображаемого противника, Руслан одновременно делал пояснительные ремарки.

— Это кукри, ближайший родственник кхухилона, очень похожего, но не столь символически-фаллического. Этот овеянный легендами нож одновременно боевой, хозяйственный и ритуальный. До сих пор состоит на вооружении непальских гуркхов, которые служат в войсках Британской короны. По привычке, видимо, служат.

Сделав последний необъяснимый финт, нож замер у него в руке, как бы готовый к удару. В карате подобные показательные выступления называются ката, в отношении холодного оружия специальный термин мне не попадался. Наверное, у каждой школы он свой. Комплекс, последовательность, серия… Выглядит ужасно зрелищно. Зрелищно — и ужасно. Я внутренне поаплодировал удачному выступлению, а вслух предположил в продолжение темы гуркхов:

— Наверное, им забыли сообщить, что империя распалась.

— Возможно, — с невеселым смешком согласился Руслан. — Когда гуркхи на Мальвинах с кукрями наголо шли на аргентинский гарнизон, те сдались без единого выстрела. От одного фантастического вида нападающих, орущих этот боевой клич: «Айо гуркхали!» Вообще-то в оригинальном произношении нож называется кхукри.

— Одно слово, гуркхи. Так это все же боевой нож? — Я начал вспоминать уголовный кодекс в отношении холодного оружия: что можно, а чего категорически нельзя носить и применять на территории нашей родины.

Вновь исчезнувший за спиной, но незримо присутствовавший перед глазами, Русланов кукри оставался главной и, после уже забытого разговора про кино,

единственной темой обсуждения. Наверное потому, что самой волнующей из тем касаться пока не хотелось. Никому. Мысли — были. У всех. Желание поднимать их — нет.

— Будешь смеяться, — совершенно серьезно произнес Руслан, — но эта убийственная дура весом под килограмм у нас в стране холодным оружием не считается. Чем-то в формулировку не укладывается, оттого — чистый хозбыт. Какое-нибудь жалкое пятнадцатисантиметровое стальное перышко с упором — является, а настоящий боевой меч, ради прикола наименованный ножиком — нет.