Петр Ингвин - Ольф. Книга вторая

— Нога? — Руслан сразу установил причину крика. — Сейчас подойду. Борсетку сперли. На деньги плевать, но — документы! И мой лук. И ключи от машины — чтоб мы не догнали. Сволочи. Теперь до утра ничего не сделать.

Слова словами, а к нам он подошел уже с аптечкой в руках. Пока супруг занимался супругой, я сходил за курткой и щитом, куртку постелил рядом со Светой:

— Сдвинься сюда, так теплее. Ну что?

Последнее предназначалось Руслану.

— Вправил. Немного посидит и встанет. Пока займемся злободневным: добудем тепло и свет. — Он пошел в сторону леса.

Света осталась сидеть на моей куртке, которую вывернула кверху чистой изнанкой, и в меру возможности куталась в нее. Я стал расчищать площадку для костра от упавших веток и нанесенного мусора.

Напряжение вновь повисло пьяным электриком на столбе. Я не знал, куда девать взгляд. Света не знала, что делать с руками. Нервно ломившийся сквозь ближайшие кусты Руслан спешно искал новую тему для разговора, который отвлек бы от невыносимой неловкости.

— Смотрите, какая прелесть, — заставил он обернуться к себе, стоящему у сломанного деревца толщиной в руку.

«Прелесть» относилось не к дереву, а к заносимому над ним предмету. Все ясно, за неимением новой темы реанимирована хорошо сработавшая прежняя.

— Вот для чего он нужен. — Руслан с удовольствием завладел вниманием. — Бить нужно под определенным углом, с оттяжечкой, будто шашкой, саблей или катаной — тогда топорообразный инструмент продемонстрирует таки-и-ие эффектность и эффективность…

Диагональный удар с проворотом корпуса снес деревце напрочь. Как соломинку.

— Красиво, — искренне согласился я, любуясь не столько ножом и его возможностями, сколько выверенными движениями самого бойца, в данном случае — непальского самурая.

Себя на его месте я просто не представлял. Нарушил слово, подставил жену, лишился денег и документов…

Отдушиной было хобби, о котором он теперь увлеченно распространялся.

— Среди настоящих кукри не найдется двух одинаковых, — вещал Руслан. — Даже в одной серии одной и той же модели.

— Почему? — спросил я, поскольку полагалось спросить.

— Ручная работа. Товар штучный, конвейеризации не поддавшийся и штамповкой не вытесненный. Каждый нож хоть завитком рисунка, но уникален. Таковы традиции изготовления. Они не менялись веками. В Непальском Национальном музее лежит самый древний образец этого ножа, которому шесть веков — от нынешних он ничем не отличается!

Мы со Светой… нет, лучше так: я и Света беззлобно-сообщнически переглянулись. Детская увлеченность ее мужа затянувшейся игрой в солдатики — на новом уровне — забавляла. Но кто из нас не играет во что-нибудь? Даже тот, кто с пеной у рта утверждает обратное, на самом деле просто чересчур заигрался во взрослого.

Руслан, этот немалых роста и ума вечный мальчишка, к сожалению, как раз в этот момент оглянулся… и смолк, оборвав себя на полуслове.

Увидев, что супруг с обидой прикусил губу, Света собралась что-то сказать, но я первым успел возобновить зрительское любопытство к неотразимому инструменту:

— Наверное, этой штукой удобно работать как мачете?

Я предположил это, глядя, как сказочно искусный лесоруб-садовник управляется, прорубая одним взмахом целую просеку.

Руслан скривился:

— Кукри не мачете. Это топор. Нож. Меч. Все в одном. Расскажу один факт. Некая южноафриканская фирма взялась изготовлять и продавать мачете с профилем кукри, получилась жалкая и непонятно для чего сделанная пародия. Кто хоть раз в жизни держал в руке выкованный руками мастера настоящий кукри, просто не может не почувствовать вложенных в него жизни и души. Этот нож — живой. Поверь, не шучу.

Сейчас Руслан вполне напоминал самурая, рассуждающего о своей катане, которая связана с владельцем симбиозом плоти, крови, души и стали. Я и Света снова переглянулись, но уже старательно конспирируясь. Руслан не заметил.

— Знаешь, как отличить штамповку от ручной работы кузнеца? — продолжил он.

Естественно, я не знал. Просветился.

— Берешь нож или меч, подвешиваешь на веревке — все, прибор готов, осталось стукнуть чем-то железным. Если раздастся мелодичный протяжный звон, смесь хрустального и колокольного — у тебя ковка, то есть нечто живое и настоящее. Истинное. А звяканье, как молотком по гвоздю, означает мертвую штамповку.

Света проинформировала:

— Так же отличают хрусталь от стекла.

— Интересно, как древние кузнецы додумались до такой формы? — подлил я водицы на мельницу разговора, показав на поднятый кукри, что выгибался стремительным силуэтом крыла сокола.

На вопрос о несуразной, но — любому видно — предельно эротичной внешности орудия, Руслан обошел столь провокационное обстоятельство стороной.

— Точнее было бы сказать, откуда эту форму взяли, — прокомментировал он, уводя мысли в трезвую серьезность. — Существуют две версии. Считается, что оружие с таким изгибом пришло в Гималаи с Македонским — как тщательно отредактированный греческий копис. Или из Африки, будучи вариантом кхопеша — египетского меча, похожего на ятаган, эдакой смеси кукри и сабли.

Чувствовалось, что о любом оружии Руслан знает если не все, то почти все.

Света… вдруг покраснела. До кончиков ушей. Ох, не зря ее супруг столько времени махал перед нашими лицами клинком, который до ужаса напоминал…

Она так стремительно отвернулась в сторону, что муж с беспокойством оглянулся в поисках причины.

Я со своей стороны рассказчика не напрягал, впереди паровоза не бежал — хватало радующей перспективами роли прицепного вагончика, который при определенном стечении обстоятельств окажется спальным. Еще не решил, при каких. И… было еще кое-что, о чем «паровозу», понятно, я старался не заикаться. Поэтому происходящее бодрило и нервировало. Особенно присутствовавшую среди нас молодую женщину. Я то и дело ловил обращаемые к мужу вопрошающие молнии: «Как себя вести? Что делать? Чего не делать? Наконец, что и когда случится — если случится?..»

У него не было ответа. Отправляясь на «дуэль», мы не оговаривали деталей. Посчитали, что все произойдет (или не произойдет) само собой. Сообразно с ситуацией и настроем. И желанием. Моим «законным» (согласно уговору) желанием и настроем Руслана, который не сдержал мужского слова и безропотно нес этот крест. Свету в расчет не брали. Это ее злило и жутко будоражило, гипнотизировало безысходной неодолимостью того, что будет. Кажется, ей впервые не хотелось жалеть, что этот мир — мужской.

Это обстоятельство бесило Руслана.

— Рисунок в виде напоминающего кровосток орнамента, — лился его голос — старательно сдерживаемый, чтоб не сорваться на эмоции, — на самом деле повышает амортизирующие свойства, увеличивает жесткость и, как считается, придает ножу силу бога Шивы. В кукри вообще нет ничего ненужного или неважного, как может показаться человеку несведущему.