Петр Ингвин - Ольф. Книга вторая

Оставляемый корабль получил приказ закрыться, как только девушка выйдет, и заросли выпустили меня на открытое пространство. Ни на кого не глядя (ближайшие соседи расположились в немалом отдалении), с шумом и брызгами я бухнулся в желанную прохладу.

Вода приняла как родного. Чудесные ощущения. Волн почти нет, склонявшееся солнце еще яркое, вода изумительная. Сказка.

Одно неудобство: длинные трусы тянули вниз и при каждом движении сваливались — резинка намокла и не держала. Словом, не плавки. В очередной раз пожалел, что не обзавелся настоящими плавками. Нужно это дело поправить. На будущее. Иначе… Либо купаться больше не полезу, либо окончательно потеряю свой фиговый листок при очередном заплыве. Нехорошо в компании прекрасной девушки. Собственно, в любой компании нехорошо, но в такой еще и обидно.

Я перевернулся на спину и плыл некоторое время, глядя вверх, а когда обернулся — остолбенел. Слепой придуро-о-ок. Вот почему Челеста замялась на выходе. Это был пляж, где отдыхала одна из коммун местных хиппарей, и видимые вдалеке компании, парочки и одиночки одежды не признавали. Только я один…

Именно, что один. Челеста, осторожно ступавшая по песку навстречу, выполнила мое желание остановиться именно на этом пляже. Она конфузливо горбилась, стремясь спрятать вызывающе открытую грудь — маленькую, ладненькую, беззащитную. Но главным было не это. Впервые в жизни она вышла на люди открытая вся. По движениям чувствовалось, как ее организм мечтал исчезнуть, расплыться, стереться, стать невидимым… но заставлял себя двигаться дальше — с нервно закушенной губой, то и дело желая прикрыться, но пересиливая себя.

Ощущение — как во сне, когда вдруг обнаруживаешь себя без штанов на улице и ничего не можешь поделать. Только это не сон. Ох, дурак…

Лишь в воде девушка облегченно выдохнула. Быстрые гребки направили намокшую головку ко мне.

Так-с. Мои полосатики по-прежнему сползали, это вносило неудобство и гасило скорость. Но. То, что мешало, могло перестать мешать. Раз так вышло… Черт с ними. Буду как все.

Набрякшая тряпочка была стянута окончательно, весело раскрученную над головой я запустил ее на песок. Свобода! Да будет так.

«И отрет Бог всякую слезу с очей их, и смерти не будет уже; ни плача, ни вопля, ни болезни уже не будет, ибо прежнее прошло. И сказал Сидящий на престоле: се, творю все новое. Я есмь Альфа и Омега, начало и конец; жаждущему дам даром от источника воды живой. Побеждающий наследует все, и буду ему Богом, и он будет Мне сыном…»

О чем это я? Неважно. Это не о словах, это о настроении. А настроение, надо сказать…

А не надо ничего говорить.

Люди, которые сходятся по воле случая и обретают друг к другу некие чувства, оказываются внизу двухступенчатой лестницы. Первая ступенька: «Я люблю тебя так, что мне ничего не нужно от тебя». Вторая: «Я ведь люблю тебя — значит, ты обязан…» — далее прилагается список. Мне очень не хотелось оказаться очередным лестничным бегуном, и я гнал мысли, способные увлечь в эту лавину.

Но. Вновь стукнуло, причем больно: мы в ответе за тех, кого приручили. Глаза остановились на той, о ком думал, хотя очень старался не думать. А как не думать, когда — вот.

Челеста играла с водой, взбивала вокруг себя бурунчики. Прыгала. Падала плашмя. Тонула. Выныривала. Брызгалась. Колотила по воде ладонями. Кружилась. Плескалась. Хохотала. Радовалась жизни.

Девчонка.

И совсем-совсем не девчонка.

Мы сплавали с ней вдоль берега. Кроме активного времяпровождения, выражаясь словами умных дядь из телевизора, имело место пассивное, а именно — зрелищное. Дополнительным развлечением стало дивиться на окружающих.

Одна дамочка чем-то расстроилась, и кавалер, успокаивая, принялся ее прилюдно ласкать. Не стесняясь посторонних взглядов, ладони гладили по волосам, по тонкой шейке и далее по всему меню без исключений. Я и Челеста переглянулись — задорно и шаловливо. Как ни странно, мы не были смущены, наоборот, по-иному уже стало неправильно. А то, что действующие лица маленького спектакля голые… прошу прощения, обнаженные… то есть — нагие… Гм. Когда вокруг голые все, это совершенно не напрягает.

Вру. Спутница все же напрягала.

Моя девчонка. Которая вовсе не девчонка. И не моя. Но…

Хватит об этом.

Вообще, здесь не было голых, здесь были с удовольствием отдыхающие. С этим смирился я, этого больше не боялась и, кажется, даже немного радовалась ситуации моя золотая рыбка. Челеста вилась около меня, как дельфин вокруг прогулочного катера, загоняла на глубину, где заставляла нырять, догонять и отбиваться, и все время требовала плавать наперегонки. Теперь у меня ничего не сползало, я легко выигрывал, это ее злило.

— Анкора уна вольта!*

*( Еще раз !)

В конце концов, выдохлись оба. Две мокрые головы рядышком поплыли к месту посадки, руки иногда сталкивались, Челеста мечтательно улыбалась. Я отфыркивался. Никогда не думал, что в двадцать семь лет можно чувствовать себя старцем. Юность побеждала по всем фронтам — от жажды жизни до выносливости.

— Ти пьяче?*

*( Тебе нравится ?)

— Да, можно сказать, что я пьян от ощущений. И немного устал. — Совершенно обессиленный я направился к берегу. — Сейчас еще одно место и домой. Хоум!

— Си, джа дормо ин пьеди.*

*( Да, а то уже валюсь с ног, сплю на ходу )

Еще одно странное наблюдение: уменьшение одежды на людях повышает уровень их коммуникабельности не хуже алкоголя. Иностранные слова становятся понятными на интуитивном уровне, еще до того, как произнесены.

Или это происходит не со всеми? Любопытный вопрос. Ответ очень помог бы человечеству не глядеть на непонятного и потому кажущегося опасным соседа с недоверием.

Представляю, как кто-то побежал выбивать грант на эксперименты. Когда такой будет получать Нобелевку, приду за процентами. И спрошу, что больше ему понравилось — результат или сам процесс.

Корабль давно воспринимался домом, да собственно и был им для обоих. Челеста влетела первой, и бросившаяся в глаза выемка будуара выполнила роль виртуального шлагбаума. Одно дело — вода, веселье и все вокруг такие же, и совсем другое — два обнаженных организма в замкнутом помещении, где главный предмет обстановки — постель. Девушка замерла. Но вот лицо налилось решимостью, и переставляемые колени втянули тело на кровать.

Я запоздал, поскольку искал в песке оставленное сатиновое недоразумение, и сейчас задумчиво перебирал его пальцами, не зная, как приступить к делу. Одеться первым в такой подвисшей ситуации почему-то было неловко. Не одеться — тем более. Момент оказался чрезвычайно скользким. Пойти за халатами? А если не пойти?