Петр Ингвин - Ольф. Книга вторая

— Я привыкла отдавать долги, и пока это не произойдет, мне не по себе.

Пронзительность с бездонностью жгли и топили одновременно. Выплывать становилось все труднее. Пришлось ткнуть в неприятное.

— И ты, позабыв о муже, хочешь, чтобы я…

Напоминание озлило, Света перебила:

— Не хочу ничего невозможного: просто чтобы ты признал себя виноватым и возместил моральный ущерб. Давай по пунктам. Признаешь, что поступил как последняя сволочь?

— Не соглашусь с прозвучавшим определением, но доля правды…

— Короче, виноват?

— Да.

Света повеселела.

— Какой вид возмещения можешь предложить?

Взгляд буровил меня, сходясь где-то внутри черепа, где возникал маленький ядерный взрыв.

В горле у меня запершило, я прочистил его кашлем и стал осторожно формулировать ответ:

— Тот, который предполагался выигрышем, отменяется однозначно.

— Почему?

Прямой вопрос требовал ответа столь же прямого и, по возможности, неотразимого. В душе с переменным успехом шла борьба морали с практическим расчетом, и пока бубнящее «А действительно, почему?» сознание отвлеклось на подсчет результатов, из губ вылетело:

— «Не возжелай жены ближнего своего». Как и «не убий», «не укради»… Выше этого не должно быть ничего.

— Удивлю, но проблемы нет. — Как бы приглашая к долгому разговору, Света жестом предложила сесть в кресло. — Я специально нашла библию, чтоб из подлинника узнать, на что все так упорно ссылаются. — Когда я опустился, она бесцеремонно примостилась рядом на подлокотник. — Итак, Второзаконие, пять-двадцать один. Если знаешь, процитируй злополучную заповедь целиком и дословно.

Злополучную? Возможно. Что-то в организме тоже так считает, и я постарался:

— Не возжелай жены ближнего твоего, и не желай дома ближнего твоего, ни поля его, ни раба его, ни рабы его, ни вола его, ни осла его, ни всего, что есть у ближнего твоего.

Перед глазами гладко блестели коленки, полы раздваивающегося халатика теперь не скрывали их. Собственно, разъехавшееся ниже пояса махровое одеяние теперь мало что скрывало. Сидя полубоком, собеседница еще больше развернулась — всем фронтом, почти лицом ко мне.

— Трудно увидеть новое в том, что давно знакомо и навязло на зубах. Никто и не видит. А все до ужаса просто. Отбрось привычные шоры, читай не то, как понимаешь, а то, что написано. Ну?! Ни слова, ни буквы здесь не содержится о ближней твоей, ограничения касаются исключительно мужчин!

Вот это да. И все же что-то здесь не то. Так не бывает! Не может быть, чтобы сотни, а то и тысячи лет люди (миллионы людей!) не видели столь простого факта.

— Как же, — поспорил я, — кроме жены и рабы все остальное двуполо. Да и это в наши толерантные времена…

— Книга Левит, двадцать-тринадцать: «Если кто ляжет с мужчиною как с женщиною, то оба они сделали мерзость». И все, больше на эту тему нигде ничего. Заметь, там нет ни слова про женщин, которые ложатся с женщиной. То есть, опять половина Земли выведена за скобки. Так и в упомянутой заповеди. Жена, вол, осел, раб, рабыня присутствуют, а мужа нет. Вывод: не нужно замужним женщинам блюсти эту заповедь, она прописана исключително для сильного пола. Может, потому он и сильный, что даже заповедей ему больше полагается. Так и идет испокон веков: мужчины сильны, а женщины женственны. Женственны — значит сексуальны. Это факт, данный нам со времен творения. У иудеев, к примеру, сексуальность — не грех. Иудейка даже развод может получить, если муж не устраивает ее как мужчина. Вернемся к библии, которую ты так любишь цитировать. С помощью первоисточника мы только что доказали, что согласно тексту Писания женские желания священны, и то, что веками считалось для женщин запретным — будучи примерной супругой продолжать желать — на самом деле разрешено! Иными словами, как давно известно и тоже не подвергается сомнению, чего хочет женщина — того хочет Бог.

Лицо у Светы пошло пятнами, голос задрожал. Ведомый гравитацией халатик на плече сполз чуточку вниз и, кажется, собрался ползти дальше. Я перехватил его и запахнул разошедшиеся половинки, наглухо спрятав другие половинки. Как бы они не манили взор, у них уже был хозяин.

Видимо, Света не так представляла финал богословской дискуссии. Она сжалась в комочек.

— Что же молчишь? — раздалось тихо и до мурашек серьезно. — Нечего сказать?

— Скажу, что все это неважно.

— Для кого как!

Я чуть поморщился — не то имел в виду.

— Неважно для тебя и для меня не потому, что как бы неважно… — я едва не запутался в словах — мысль, которую хотелось высказать, оказалась слишком расплывчатой, — на самом деле это более чем важно… Хочу сказать, что неважно с точки зрения духа Писания. Там имелось в виду другое.

— Библия — закон божий, а дух и буква любого закона, как хорошо известно, часто расходятся. Если буква не соответствует духу — можно попенять автору, но нельзя нарушать закон в том виде, в котором его нам дали. Или нужно требовать поправок. Знаешь, как мала на ощупь брошюрочка американской конституции, и сколько измеряемых центнерами томов поправок, принятых за какие-то двести лет, к ней прилагается?

Трудно спорить с человеком, у которого душа и все прочее нараспашку, причем то и другое усиленно рвется наружу. Особенно, с таким горячим и симпатичным человеком. Но надо, иначе трудно считать человеком себя. К тому же, последний довод вывел нас из теологии на минное поле политики.

— Мы разве в Америке? Почему в новостях, в быту, в деньгах, все меряется Америкой? Почему все примеры — про Америку? Америка то, Америка се… Ты там была?

Света моргнула.

— При чем тут…

Действительно ни при чем. Но пока соображаю, как заделать брешь в логике по поводу главной беды, можно высказать то, что наболело. Так все поступают, от бабушек у подъезда до высших политиков.

— Просто надоело. Ты там не была, а я был. Живут такие же люди, так же хотят счастья в виде денег и секса, и чтоб за это ничего не было. Если не получается самостоятельно, то за счет ближнего. Или дальнего. Все как везде, только история у них маленькая, те упомянутые тобой двести лет, потому и арийские замашки — еще нет опыта, что за это бывает. Но мы здесь, а не там, поэтому не надо мне тут ля-ля про забугорье.

Сбить Свету с мысли не удалось.

— Библия тоже не у нас писалась, про нее тоже не хочешь слышать, раз мы не Иерусалиме?

Браво, убила. И кто сказал, что у женщин плохо с логикой? Жаль, что я не Альфалиэль, сейчас расчихвостил бы хорошо подобранными фактами и версиями. Я тоже знаю немало, но не умею так состыковать, чтобы жуть брала. А иначе и затевать не стоит.

И все же: как объяснить расхождение духа и буквы в самом важном законе, выше которого не существует даже для абсолютно неверующих — в заповедях? Не убий, не укради, не лжесвидетельствуй. Если начать сомневаться в этом…