Александр Серый - Обрученные с дьяволом

— Молодцы! — Шеф не скрывал радости. — Автомат находится возле парикмахерской в Северном микрорайоне. Туда понеслась патрульная машина. Только бы успели!

— Только бы… — эхом повторил я.

— Перезвоню. Ждите!

Листова накапала Инге каких-то успокоительных капель. Я расхваливал девушку за мужество и актерское мастерство, стараясь тоже ее подбодрить. Повторный звонок шефа застал нас в гостиной перед телевизором.

— Сорвалось, — произнес мой начальник с досадой. — Опоздали. У автомата никого не нашли.

— Сгорела, — констатировал я.

— Кто?

— Первая ступень ракеты…

— Смейся, смейся… — пробурчал Никодимыч. — У вас как?

— Подготовили вторую ступень. Завтра запуск в двадцать один пятнадцать.

— Где?

— Во Дворце культуры моторщиков.

— Где?! — на тон выше переспросил шеф.

— Прямо в расположении танцевального ансамбля.

— Дело вкуса… Утром обсудим.

— Договорились.

Я вернулся к Листовым, чтобы от всего сердца пожелать им спокойной ночи.

Сплю я мало и будильник завожу всегда, даже по выходным. Почему? Убежден: много спать — вредно. Принято считать, что для среднестатистического человека нормальными являются восемь часов сна ежедневно, то есть третья часть суток. Иными словами, нам рекомендуется прозябать во сне треть жизни, а она и так короткая. Меня такой расклад не устраивает. Поэтому в пятницу я встал в половине восьмого несмотря на то, что уснул около трех. Нет, обычно я ложусь не раньше часа ночи, но накануне, после моего возвращения от Листовых, Настя продолжила дневной разговор на темы семейной жизни, который завершился ее слезами. Я от слез воздержался, но зато долго не мог уснуть.

Принятая в качестве снотворного бутылка болгарского бренди "Слынчев бряг" обеспечила при пробуждении головную боль. Сетуя на то, что с каждым годом качество любимого напитка неуклонно ухудшается, я забрался в душ. Чередующиеся струи холодной и горячей воды частично сняли дискомфорт, но не полностью: боль ушла куда-то в глубь мозга и затаилась, напоминая о себе каждым резким поворотом головы.

Я сварганил два берестбургера. Это новое блюдо родилось недели три тому назад в результате протеста против того, что Настя перестала кормить меня завтраком, предпочитая поспать — благо, торопиться ей было некуда. Готовилось изобретение так: бралась треть или половина батона (в зависимости от настроения), разрезалась вдоль на две половины, мякоть частично убиралась, а в образовавшуюся ложбинку складывалось все, чем я мог разжиться в холодильнике, руководствуясь буйством своей фантазии. Затем половинки складывались и получался берестбургер.

Два дня я в творческих муках рождал название. На конкурс выставлялось аж пять вариантов, образованных исключительно из фрагментов моей фамилии Берестов: "бебургер", "бербургер", "беребургер", "берестбургер" и "Бургер Берестова". Первое наименование отдавало козлиным блеянием и покинуло выставочный павильон сразу. Последнее выглядело чересчур звучным и требовало использования при изготовлении блюда омаров, анчоусов, каперсов и прочих деликатесов, которых в моем доме отродясь не водилось. Третье, при дефектном произношении начальной буквы и замене ее с "б" на "п", получалось неблагозвучным и ассоциировалось с излишествами. Второе содержало минимум букв из моей фамилии и не охраняло авторских прав. Словом, победило четвертое.

Сегодня в начинку пошли вареная колбаса, сыр, "попка" огурца, немного жареной картошки, оставшейся на сковороде от вчерашнего ужина, чайная ложка горчицы и кетчуп. Я запил это произведение крепким сладким чаем и завтраком вполне удовлетворился.

Примерно на середине дороги в агентство ко мне пришло понимание того, что не мешало сделать скидку на жару и ограничиться третью, а еще лучше — четвертью батона (мини-берестбургер!): рубашка требовала выжимки в центрифуге. Я сбавил шаг и в результате опять прибыл на службу с опозданием в десять минут. Правда, теперь внимание на данный факт обратила не соседка со скамеечки, а сам Никодимыч.

— Привет-привет… — промурлыкал он, выходя из своего кабинета в приемную и бросая выразительный взгляд на кварцевые часы, висящие на стене. Дымок от сигареты, зажатой в его пальцах, свернулся в сизый фантом, своей формой очень напоминавший знак вопроса.

— Фантастика! — восхитился я.

— Что?!

Я указал на дым и пояснил. Шеф полюбовался произведением своего курительного искусства, плавно поднимающимся к потолку, и не слишком строго предупредил:

— Еще одно опоздание и…

— Разве мы куда-то опаздываем? — поспешил удивиться я, не желая знать вида ожидающего меня наказания.

— Во Дворец культуры.

— К чему торопиться? Культура, как и магазины, наверняка открывается не раньше десяти.

— Музыкальная школа работает с восьми, — срезал меня Никодимыч. — В десять там уже полно народа.

Шеф крайне не любил толпу.

— Так чего ж мы стоим?! Давно пора двигать!

Никодимыч вытаращил глаза от такой наглости, а я быстренько выскочил на улицу, предоставив ему возможность запирать дверь.

У нас не было настроения соваться в общественный транспорт из-за духоты, и предпочтение было отдано пешей прогулке. Она заняла двадцать минут, в течение которых мы лениво перебрасывались репликами на отвлеченные темы.

Серая громада Дворца возвышалась над скудным сквериком. Здание возводили сразу после войны пленные немцы. Архитектору, вероятно, не давали покоя лавры проектировщиков столичного Большого театра: ступенчатое крыльцо, массивные колонны, поддерживающие портик. Только вместо знаменитых коней установили фигуры рабочих и крестьян, символизирующих благополучие страны Советов — это более соответствовало духу времени. Дабы архитектора не обвинили в плагиате (не современники, а потомки!), он приляпал справа от парадного подъезда прямоугольную пристройку, где разместились буфеты и выставочные зады. Затем зодчий углядел во внешнем облике своего творения некую незавершенность и к торцу пристройки приделал в линию близнеца основного строения, но меньшего размера, а также без колонн и статуй на портике. Здесь устроили вход в кинозал и клубную часть, четыре этажа которой притулились в свою очередь по правую руку от кинозала. Завершал шедевр спортзал, загнувшийся, подобно аппендиксу, за фасад нелепого, но внушительного сооружения. Сама же идея создания комплекса, где трудовой люд, не выходя на улицу, мог послушать симфонический оркестр, посмотреть кино, поучиться пению или игре на балалайке и, вдобавок, поиграть в волейбол, критики не вызывала.

— Лепота! — Я задрал голову, разглядывая рабочих и крестьян.

— В детстве я сюда часто в кино бегал, — признался Никодимыч с нотками ностальгии в голосе.