Александр Серый - Обрученные с дьяволом

— Я тоже. И на нескольких бракосочетаниях побывал.

У парадного подъезда застыли машины, разукрашенные лентами, куклами и цветами. Пятница — день свадеб. На крыльцо как раз поднимались очередная невеста в белой фате и очередной жених в тесноватом с иголочки костюме.

— Смотри-ка: такая жара, а дураков не убавляется, — подметил шеф.

— Интересно, если бы разводы обставлялись столь же торжественно, это увеличило бы число брачующихся?

— Кого?! — озадаченно переспросил Никодимыч, услышав незнакомое слово.

— Молодых!

— A-а… Несомненно. Мы ведь так любим праздники!

Руководствуясь объяснениями Инги, мы нашли на правом фланге крыльцо с козырьком и ступеньками, ведущими вниз — в нулевой этаж или полуподвал, и прошли внутрь. Пролеты лестницы уходили вверх, образуя квадратный колодец. Между этажами тускнели металлические сетки. Дежурная в синем халате, сидевшая за столом на площадке первого этажа, окинула нас равнодушным взглядом и ни о чем не спросила. Слегка обиженные холодным приемом, мы с Никодимычем не сочли возможным пожелать ей доброго утра.

На втором этаже мимо нас под фортепианные арпеджио прокатилась вниз ватага малолеток. На третьем тишину нарушила хлопнувшая дверь, на четвертом воздух колыхали раскаты сочного баритона, забивавшие аккомпанемент баяна. Солист исполнял старинный русский романс "Очи черные".

— Здесь, — определил шеф.

Мы осмотрелись. На площадку выходили четыре массивные двери. Я плохо разбираюсь в древесных породах, но такого материала у нас в городе больше нигде не видел. Прямо, судя по частично стершимся силуэтам мужчины и женщины, находились туалеты. Правая дверь была заперта. Медная ручка на ней потускнела и покрылась зелеными точками, из чего мы сделали вывод, что дверь тупиковая или ведет на запасную лестницу. Левая, откуда доносилось пение, в отличие от трех других, состояла из двух створок со вставленными в них рифлеными стеклами. Одна из створок тихо распахнулась, повинуясь легкому прикосновению моей руки.

— Войдем?

— На дурака? — засомневался Никодимыч, ибо для разведки мы не заготовили никакой легенды.

Я пожал плечами и ступил в коридор, имевший примерно двадцать метров в длину и три в ширину. Он заканчивался такой же двустворчатой дверью со стеклами, на которой виднелась табличка "Танцевальный класс". Остальные двери были одностворчатыми и глухими. Мы последовательно ознакомились с надписями: "Гримерная" и "Костюмерная" — по левую руку, "Оркестр народных инструментов" и "Класс вокала" — по правую.

Незапертой оказалась дверь последнего. Солист только-только затянул новый романс, успел пропеть: "Я встретил вас…", и осекся, таращась на нас, будто увидел Плачидо Доминго и Зураба Соткилаву. Баянист дожал еще пару аккордов и, проследив за взглядом певца, обернулся.

— Товарищи, нельзя входить, когда исполнитель в образе и ведет партию! — Плешка баяниста заблестела и порозовела от возмущения.

— Я и не подозревал, Мухин, что у тебя на старости лет откроется певческий дар! — саркастично произнес Никодимыч, глядя в упор на солиста.

Мужик лет сорока в брюках и клетчатой рубашке криво ухмыльнулся.

— Это ваши друзья, Сергей Харитонович? — Баянист вновь показал нам спину, вновь обращая взор к певцу.

— Один… — Мухин помешкал и прибавил: — В некотором роде друг.

— Причем давний! — подсказал шеф.

Преподаватель и аккомпаниатор в одном лице завертел головой туда-сюда, отказываясь что-либо понимать. Я начал догадываться, но пока в разговор не вступал. Некоторое время в комнате сохранялось молчание. Его нарушил Мухин.

— Как я понимаю, вы, Юрий Никодимович, явились не по мою душу? — спросил он, оправившись от растерянности.

— Нет, Мухин. Мы хотим записать подрастающее поколение в оркестр народных инструментов. — Шеф хлопнул меня по плечу, осознал, что возрастом я не подхожу, и уточнил: — Он — сына, а я — внука.

Экспромт мне понравился: в далеком детстве я сам дня три пробовал научиться дудеть на сопелке.

— У них репетиции по вечерам, — охотно сообщил баянист, интуитивно чувствующий, что гнев пора сменить на милость. — С шести до восьми.

— А сейчас там никого? — натурально огорчился Никодимыч.

— Днем их кабинет заперт.

— Жаль… — сокрушенно вздохнул шеф, поворачиваясь к дверям, снабженным накладным замком. — Придется прийти позже. Слушай, Костя, может в танцевальном повезет? Какая разница, где приобщать пацанов к искусству?!

— Там занятия с обеда! — прокричал нам вслед заботливый баянист.

— Спасибо! — вяло отозвались мы из коридора. Хором.

На обратном пути были осмотрены туалеты, после чего мы поднялись на полпролета вверх к входу на чердак. Его держали запертым на внутренний замок. Две лавки и урна на промежуточной площадке указывали, что здесь собираются курильщики.

Никодимыч молчал до самого крыльца, о чем-то размышляя. Я ему не мешал и лишь в скверике отважился спросить:

— Мухин — крестник?

— Да. Поразительно, но за тринадцать лет внешне он мало изменился.

— За что ходки?

— Одна, — поправил меня шеф. — Изнасиловал молодую женщину в заречном парке. Мне выпала сомнительная честь его брать…

Я остановился и тупо посмотрел в спину удаляющемуся начальнику.

Задернутые шторы в приемной нашего офиса создавали уютный полумрак. Шелестели оба вентилятора, состоящие на вооружении агентства. Я старательно манипулировал ими, чтобы наиболее рационально направить искусственные воздушные потоки. Шеф, развалившись на диване, лениво наблюдал за мной, изредка корректируя розу ветров.

— Позвони Инге, — напомнил он, едва я завершил установку и собрался свить себе гнездо в одном из кресел.

Отдых пришлось отложить. На обратном пути в контору мы детально обсудили увиденное во Дворце и пришли к выводу, что консультация девушки нам не повредит.

Инга долго не брала трубку, хотя уверила, что сегодня будет до вечера дома. Я уже забеспокоился, но, как оказалось, преждевременно.

— Извините, я мыла посуду и не слышала телефонных звонков, — оправдалась девушка.

Извинение я принял и задал вопрос о дверях.

— Костюмерная всегда закрыта, — пояснила она. — Во всяком случае, я ни разу не видела, чтобы туда кто-то заходил. Оркестр, как и мы, начинает с шести. В восемь они запирают свою дверь и уходят. Вокальный класс наш мастер — Руслан Сергеевич — использует под свой рабочий кабинет. Он там переодевается, оформляет учебные документы…

— Значит, во время ваших занятий в период до восьми часов заперта только костюмерная, а после восьми — еще и комната оркестра, правильно?

— Нет, не правильно, — возразила Инга. — Класс вокала тоже заперт, если Коробейникова в нем нет. Наш мастер педантичен и не забывает захлопнуть за собой дверь.