Тамара Лисицкая - Двенадцать

Всё было глупо и как-то неубедительно.

—Что я должна сделать? Обращаться к тебе на «вы»? Начать всё сначала, как будто ничего не было? С чего ты вообще взял, что я нуждаюсь в тебе? Я ни в ком не нуждаюсь! Я завтра же возвращаюсь к себе, буду спокойно жить в общаге, вставать в семь, возвращаться в три… Красота! Я забуду обо всех вас со скоростью, которую ты даже не представляешь! Я ненавижу тебя, всех твоих родственников и всю эту вашу самодовольно-суицидно-экстремальную жизнь! Аминь!

—Тихо, тихо! — Макс слабо поморщился. — Давай без истерик, моя боевая подруга. Мы с тобой пережили так много разных приключений, что нет смысла притворяться тонкой неврастеничной натурой. Ты могучая баба с хорошими мозгами и злишься потому, что слышишь вещи правильные, но неприятные. Но я не обижаюсь… В общем, подводим итоги. Первое — ты проектируешь свою жизнь с расчётом на Лёву. Второе — мы нежно бережём друг друга и продолжаем спокойно делать своё дело. Третье…

—Да какое дело! — заливалась слезами я. — Можешь ты мне объяснить, чем мы тут все занимаемся? Ингу Васильевну хлебом не корми — дай работать и производить прекрасные статьи! Лёва готов душу продать за возможность лишний часок поработать! Оказывается, и Макс — прилежный труженик, думающий исключительно о деле! Не слишком ли много труда на квадратный метр? При условии, что вокруг все повально мрут и никто ничего не объясняет?

—А что тут объяснять? Переломный период. Все мы, в отличие от тебя, зарабатываем на свою жизнь сами… Спокойно, спокойно, не надувайся, я в курсе твоих трогательных историй о скромных собственных заработках… Я хочу сказать, что все мы — в отличие от тебя — тщеславны, жестоки, цепляемся зубами за любую возможность сделать деньги и карьеру, мы все — в отличие от тебя — мерзавцы и подлецы… Все… Кроме Лёвы… Он просто больной…

Я почувствовала себя загнанным зверем и продолжала испепелять взглядом Максов затылок.

—Успокоилась? Так вот… Третье. Лёва — кристальной души человек. Но он серьёзно болен, и это меня не может не волновать… Хочу кое-чему тебя научить в связи с этим…

Он открыл «бардачок», поковырялся там, держа руль коленом. Наконец, протянул мне блестящую железку с прорезями для пальцев.

—Что это?

—Средство от головной боли. Носи эту штуку с собой. Пистолет не могу предложить, не имею права — беспрописочный, незаконный я, мне оружие не позволят иметь… Я уже пробовал… А вот эта ерунда — вполне конкурентоспособна. Надеваешь на кулак и бьёшь…

Мне окончательно стало грустно. Бог с ним, с фактом моей обречённости… Вряд ли я смогу ударить, вот в чём дело. Никогда в жизни я никого не ударила и не ударю… Только представлю хруст тонких костей скул… Кровь из виска… Всё это предваряется моим замахом и… Нет! Я никогда не смогу ударить!

—Но зачем всё это? Мне стала грозить опасность?

—Ну, при нашем с тобой образе жизни… С нашим умением попадать в истории…

Остановил машину. Сжал пальцами переносицу, оскалил зубы в «спазме утомлённого».

—Хорошо, поделюсь сомнениями (откинулся на спинку сиденья). Видишь ли, я давно и внимательно наблюдаю за своим любимым и могущественным родственником — я говорю о твоём женихе, — и мне всё больше не нравится состояние его загадочной душ и… Он стал резок, вспыльчив и агрессивен. Несколько раз я крупно рисковал физиономией. Причём — знаешь — заводился он на ровном месте…

—Прекрасно, Макс, великолепно! И к этому парню я должна вернуться? Будь хоть немного последовательным — «замечательный человек», но «социал ьно опасный»…

—Я последователен. Лёва — замечательный человек в критическом положении. Его нужно окружить заботой, нежностью и теплотой. Тогда его шизофренический аппендицит потихоньку выпрямится. Но на всякий случай — если вдруг ты не сможешь держать себя в руках, будешь вздорной, склочной неверной, — на всякий случай имей под рукой средство защиты.

Утром, пока Юлия Марковна ворковала, я пыталась контактировать с Чапой. Смотрела в глаза меньшему брату и желала одного — чтобы брат молчал и не заводил свою невыносимую ультразвуковую гав-гав-песню. Чапа молчал. Кто его знает, если я подружусь с этой тварью, возможно, найду общий язык и с собственным женихом.

За время жизни у Юлии Марковны я поправилась на два килограмма и отрастила длинные ногти. Даже покрасила их в синий цвет. До сих пор у меня не было никаких ногтей и лишних килограммов.

—Наташенька, вы уже проснулись? — Юлия Марковна вплыла в комнату с подносом в руках. Кофейные чашечки-крохотулечки, интеллигентные розетки с вареньем — всё миниатюрное. — Знали бы вы, Наташенька, какое удовольствие — подавать кому-то кофе утром. Верьте мне — получать этот кофе далеко не так приятно. Хотя, надеюсь, я вам угодила. Здесь есть корица и сахар. Но больше не просите — вам нельзя кофе… Отныне я буду следить за вашей диетой…

—Юлия Марковна, расскажите о Лёвином отце…

Старушка дрогнула белой бровью.

—Ну, он был красив, талантлив, легкомыслен… Но я любила его всем сердцем и была счастлива. Постойте, сейчас…

Она легко снялась с места и исчезла за ширмой у шкафа.

Чапа всё ещё смотрел на меня.

Старушка вернулась с ворохом журналов и альбомов.

—Вот он, мой Пётр Львович. Восхитительный был мужчина.

С ретро-фото на меня смотрел красивый дядька во фраке, с цветком в петлице — явно сценический образ. Сквозь слой оперного грима и мимики явно проклёвывался некоторый сплав Макса и Лёвы. Вот она — наука генетика. «Если к носу Льва Петровича приставить брови Макса Ивановича…»

— Тоскую по нём, хотя и настрадалась с ним.

Юлия Марковна тяжёлым, но ухоженным ногтём погладила фотографический подбородок мужа.

— Я старомодна во взглядах на семью. Мужчина выбирает, женщина полностью доверяет. Искать недостатки друг в друге можно бесконечно. А время идёт. Мужчина может капризничать, требовать, даже изменять. Он иначе устроен. Он проще устроен, и радости его просты. Нам, женщинам, нужно осознать свою роль и много потрудиться, прежде чем произойдёт главное, ради чего мы живём, — ребёнок. Природа не очень добра к нам — слишком мало времени, чтобы вырасти, повеселиться, определиться, зачать, выносить, родить, выкормить, воспитать… Поэтому ответственность выбора ложится на мужские плечи. И если ты не чувствуешь неприязни к этому поклоннику, давно и настойчиво зовущему тебя женой, — не раздумывай. Любовь — это не двухмесячный жар в крови и пылкие поцелуи. Любовь — это многолетняя дружба, терпение и понимание…

— У меня нет сил душить желания… Да у меня и желаний уже нет…

Юлия Марковна улыбнулась.

— Это хорошо, что у тебя нет страстного влечения к Лёве. Значит, не будет и горького отрезвления. У нас с Петром Львовичем именно так и было. В результате мы прожили в согласии не один десяток…