Тамара Лисицкая - Двенадцать

Он включил автоответчик.

—Лев Петрович? Вы дома? Это из больницы! Мы обеспокоены вашим отсутствием и молчанием! Ещё не все анализы сделаны!

—Лев Петрович, беспокоит издательский дом «Пегас 2». Мы получили заказ на буклет от «Белья Прелестницы». Нужна ваша помощь. Спасибо. Звоните всегда.

—Здравствуйте. Беспокоит Мурлыко, «Стройсервис». Есть деловое предложение. Перезвоните…

—Петрович! Это замминистра Пусечкин! Эй, отойдите, не мешайте, я с антисоветчиком разговариваю!.. Слушай, Петрович, я тут… Да отойдите вы!.. Когда уже мы с тобой нажрёмся водки? Целую нежно.

—Лев Петрович, это Лена. Мы обеспокоены. Где вы, что с вами? Позвоните мне, я тоже переживаю. Целую… Извините… Всего хорошего… Я вас люблю!.. Простите!.. Я желаю вам только счастья!

—Лев Петрович, это снова из больницы! Лев Петрович, если вы не снимете трубку, нам придётся принять меры!

—Лев Петрович, это Рушник. Вы меня слышите? Как вы себя чувствуете, Лев Петрович? Вы сами виноваты, Лев Петрович! Ты сам виноват! Сука! Ты, всё ты!!!

Макс присвистнул и посмотрел на меня. Сказать ничего не успел. Следующее сообщение.

—Лев Петрович! Это снова Рушник! Если вы вдруг ещё меня слышите… Если вы вдруг получили моё сообщение…

Короткие гудки…

—Довели Николая Игоревича, — подытожил Макс. — Хотя, Натаха, Николай Игоревич сам гусь порядочный… Лучше с ним не пересекаться. Не удивлюсь, если по ночам этот ангел откусывает головы голубям и крысам. Ненавижу крыс!

Он сморщился и пнул ногой телефонный столик.

Потом Макс долго разговаривал по телефону с личным лечащим врачом. Ругался. Врач отказывался приехать, объясняя нежелание желанием Льва Петровича.

—Как это — не вы звонили на автоответчик? А кто звонил? А вы что — не больница? А как в больницу позвонить? Не надо звонить, всё под контролем? Я вижу, под каким контролем! Как это, он не разрешил госпитализировать? Я разрешаю! Кто я такой? Родственник! И очень агрессивный!

Лёва сидел на краю кровати и держался за голову.

—Кругом, — бормотал он, — кругом…

—Это команда? — весело поинтересовался Макс, щёлкнув каблуками. — Лев Петрович! Завтрак готов, камбуз отдраен, матросы приведены в полную боевую готовность!

Лёва поморщился.

—Как много ты говоришь…

—Работа такая.

—Зачем вы здесь?

—С дружественным визитом.

—Благодарю. Я не нуждаюсь в вашей помощи.

— Петрович, брось… — Макс сел рядом. — Ты хреново выглядишь, у тебя периодически отрубаются мозги, и мне это не нравится.

—Проваливай.

—Куда, Петрович? Ты отобрал у меня квартиру и лишил заработка. Куда я провалю?

—Меня это не интересует.

—Тогда я пока отбуксирую вещички к тебе на дачу, ладно?

Лёва, наконец, открыл глаза, и взгляд его прояснился. А во взгляде прояснилось такое возмущение, что последние мои опасения на предмет его психической несостоятельности исчезли.

—Так я поехал? Да, Петрович?

К возмущению в стальных Лёвиных глаза добавилось еле улавливаемое восхищение.

—Ты — наглец…

—Спасибо, Лев Петрович! Благодарю за доверие! Я быстро.

Он вскочил и умчался. Хлопнула дверь.

Лёва упал обратно на кровать.

—Зачем ты здесь? — спросил он, наконец. (Он уже не был сумасшедшим. Смертельно уставшим и бледным — да, но сумасшедшим — нет.) — Только я решил, что смогу обойтись без тебя, как ты всё-таки явилась…

—Тебе было плохо…

—Я тоже всегда чувствую, когда тебе плохо. Ты приехала меня жалеть?

— И, жалеть тоже… Мне бы разобраться в том, что происходит.

— Происходит ужасное, — он обозначил лицом боль, закрыл ладонью глаза, выставив вверх крепкий локоть. — Происходит умирание. Конец света. Я давно его вычислил. Просто не заострял внимание.

—Почему? — я плохо понимала, о чём это он, но была рада, что он всё-таки говорит со мной. — Нужно было написать в гороскопах. Люди бы прочитали, подготовились.

—Люди бы не подготовились. Люди мутировали в животных. Ты думаешь, конец света — это взрывы, гибели Атлантид и торнадо? — он посмотрел на меня.

—Не знаю… Наверное…

—Смешно! — выкрикнул Лёва. — Какая слепота! Какое безразличие!

Я отодвинулась. Не хватало ещё второй руке пострадать.

Лёва снова сел. От резкого движения кровь волной отлила от его лица, оставив сизую бледность.

—Конец света — это интеллигентные бабушки у мусорных ящиков! Конец света — это цены, которые невозможно понять умом! Конец света — это бесконечные чеченские баталии! Конец света — это двенадцатилетние алкоголики! Это — подъездная вонь! Это — деградация! Это — сбой в работе механизмов Природы! Это — автобусы с таким выхлопом, что Европа отказалась от них десять лет назад, а мы с восторгом купили, катаемся, дымим и радуемся! И Конец не в том, что купили и дымим! А в том — что они продали, а не уничтожили! — Лёва пытался встать, не получилось. — А самый явный Конец в том, что ты не любишь меня…

Я даже не успела сообразить, что ответить.

Он по-своему трактовал эту паузу, холодно улыбнулся и снова лёг.

—Я ещё помню, что такое Любовь. Талант. Ум. Преданность. Дружба. Что ты можешь сказать об этом наборе архаизмов? Знакомо ли тебе хотя бы одно понятие?

Я решила не возбуждать его спором и участием. Просто сидела рядом и очень спокойно смотрела на него.

—Молчишь… Конец света в том — что ты не знаешь, что ответить… Моя любимая, небом данная женщина легко может остаться ночевать у моего брата, но не знает, что сказать мужу!

—Макс — твой брат?

—Разве он не успел сказать тебе? Странно. Обычно он пользуется своим статусом… Да. У нас — типично индийская мелодрама. Мой папа не отличался половой порядочностью. Макс — продукт его побочных романтических услад.

—А… Юлия Марковна знает?

—Не было необходимости сообщать ей это.

Теперь многое проясняется…

—И кто — мать Макса?

—Так же, как и мой отец, — жрица культуры. Он — известный тенор. Она — фотограф. Результат одного фоторепортажа — маленький мальчик с маминой фамилией. Папа умер раньше, чем Макс появился на свет. Они друг друга не увидели, слава богу. Вряд ли встреча была бы приятной. Я нашёл Макса в ужасном состоянии. Он явился на вечеринку в день моего рождения с плакатом «Бей жирных!» и бегал по столам. Он истекал такой ненавистью и был так пьян, что это меня заинтересовало. Я долго пытался достучаться до него, вытащил его из милиции, привёл домой. Когда он, наконец, вылил на меня ушат проклятий и злобы, я не поверил. Кровавые истории о несчастном ребёнке, у которого не было не только игрушек, но и причины верить в любовь. Он наблюдал моё саморазрушение. По его словам, я гнил оттого, что у меня всё было, а он погибал оттого, что у него ничего не было. В конце концов, мы встретились… Но, хочу предупредить, он не излечился полностью. Он был слишком обидчив и умён и слишком несчастен, чтобы всё забыть. Я не смог компенсировать его боль. Я просто дал ему работу, деньги, уверенность в завтрашнем дне… Он пользуется моим именем, а моё имя в этом пропитанном угодничеством городе всё ещё что-то значит. Но я не могу контролировать каждый его шаг. Я слишком устал от собственной жизни и от тех самых «жирных», которых так ненавидит наш Макс…