Татьяна Луганцева - Мир вашему дурдому!

Муза с Григорием Георгиевичем переглянулись. Слов у них не было. После непродолжительной паузы старик продолжил:

— Я не знаю, что бы я смог сделать для них? Возможно, были бы деньги, Виталия можно было бы прооперировать и поставить на ноги. А я сбежал, и жизнь в сыне поддерживала моя Маша. Моя дорогая Маша… Очень достойная женщина, настоящий человек… Мать с большой буквы. Можно ли сейчас что-то изменить? Уже слишком поздно. В физическом плане я уже ничего не изменю, а вот в психологическом у меня еще есть шанс. Сын уже взрослый и, надеюсь, умный. Виталик окончил школу, обучаясь на дому. Заочно поступил в институт на физико-математический факультет и окончил его… Парень-то умный. Сейчас работает на дому. Он работает, понимаете? Мой сын стал человеком без моей помощи! Я и горжусь им, и себя ненавижу одновременно. Я знаю, что он много, с большим упорством работал над собой, над своим телом и руками. На ноги Виталик встать не смог, но руки разработал, вывел из скрюченного состояния. У него ДЦП, диагноз-то с детства. Вот он руками всё и делает, качается, готовит, работает на компьютере, водит машину. Он все может и больше всего хотел научиться играть на пианино. Понимаете?

— Откуда такие сведения? — не выдержала Муза.

— Дочка, мне говорить тяжело. Точно знаю, что он хотел. Но у Маши денег не было на такие изыски, она только-только концы с концами сводила, да если что и оставалось, так на лекарства обезболивающие сыну. Она даже на массажистку выучилась сама, чтобы ему по несколько раз массаж делать, мышцы-то у него скручивались просто в веретено, боли он терпел сильные. Господи, как же я виноват! Кто бы только знал! — взялся за голову дядя Федор.

— А зачем вы нам всё это рассказываете? — спросил Григорий Георгиевич. — Мы вам не судьи… А то, что вы сейчас что-то понимаете, так бог судья.

— Да скорее не тебе, милок, а вот девушке твоей. Я вины своей уже ничем искупить не могу, кроме одного. — Федор посмотрел на Музу так, словно она была по меньшей мере проводником бога от его заговорившей совести к прошлым грехам. — Я ведь богатый, у меня и деньги, и кое-какая недвижимость есть. Я все это сыну хочу отдать, но так, чтобы он взял, а это очень тонкая материя. Потому что он меня не простит и не примет. А вот после смерти уже легче. С мертвых спросу меньше, это как там говорится? Или хорошо, или ничего. Это как прощение, покаяние, только выраженное в денежном эквиваленте. И плюс ко всему вы женщина умная и интеллигентная, вы сможете его подготовить и всё правильно объяснить.

— Я? — оторопела Муза. — Вы шутите? Почему я? Вы меня видите первый раз и не знаете совсем!

— Нет, конечно! Именно вы! Красивая и честная женщина с волшебным именем Муза! Вы станете проводницей между моим грехом, раскаянием и моим сыном. К тому же сможете осуществить его мечту — научить игре на пианино! Он еще не старый, и мечты должны сбываться…

— Да он уже, может, и не хочет! Тридцать три года! — вступился Григорий Георгиевич.

— От мечты люди не отказываются! — не согласился дядя Федор. — Это еще зависит, как подать. Подашь правильно — все в шоколаде! Не отказывай, дочка. Я понимаю, что хочу реабилитировать свою никчемную жизнь чужими руками, но если вы мне сейчас откажете, то это будет равносильно тому, что выбить табуретку у висельника из-под ног. У меня-то шансов нет жизнь исправить, то есть я хочу это сделать, а тело отказало и уже ничего не может.

— А это уже называется — шантаж! — сказал Григорий Георгиевич.

— Мне все равно! Любыми путями! Но я хочу, чтобы именно вы пошли к моему сыну и научили его музыке… А после этого он смягчится и меня сможет простить! — сказал старик, взглядом уходя куда-то в себя, словно пытаясь прочувствовать, как оно будет…

— Хорошо, я могу зайти, я могу поговорить, я постараюсь все объяснить, но будет он играть или нет?.. — пожала она плечами. — Говорите адрес.

— Город Верхневолжский… — начал старик.

— Что?! — в один голос спросили Муза и Григорий.

— Он живет в Верхневолжске, очень приятном провинциальном городке.

— Это в другом городе?! Не в Москве?! Как же я там преподавать буду? — удивилась Муза.

— Дорогая моя! Говорю же: не зря я метался и куролесил, деньги есть! Я оплачу проживание в гостинице, в номере люкс, положу оклад в сто тысяч в месяц, только съезди туда! — умолял Федор. — Это же не просто так! Ты словно ангел, которого я встретил у своей последней черты, и ты к тому же еще и учительница музыки! Это не просто так, это знак! Мне все равно пришлось бы искать человека, который донес бы мое раскаяние до сына, и самое лучшее, если этим человеком будешь ты. Я понял это сразу, а ты поймешь после…

«Если бы он знал, что мне как раз нужны деньги и у меня мало учеников. Так это и правда является знаком, который поможет нам обоим и сделает доброе дело для инвалида», — подумала Муза.

— Возьми отпуск, отгулы… Помоги мне! Я не знаю, сколько на это потребуется времени… а вдруг меньше, чем я предполагаю… — попросил старик.

— Я против! — хмуро сказал Григорий. — Если бы я знал, я бы ее и в палату не привел! Что вы себе думаете? Она живет в Москве, работает, и вы предлагаете девушке уехать в другой город, неизвестно к кому и неизвестно зачем? Не спорьте! Ведь никто не знает, как ее примет ваш сын, что он вообще за человек? Это как в сказке: «Иди туда, не знаю куда, ищи то, не знаю что». Вы сами только наводили справки, но даже не видели его! А Муза — беззащитная женщина, которая сама постоянно влипает непонятно во что. То есть за ней самой присмотр нужен! — горячился Григорий.

Муза залилась краской. Было понятно, что Григорий имеет в виду — ее весьма неудачные поиски мужа. А ведь она только что узнала, что мужчина, который ей так нравится, оказывается, холост. Самое время проявить женскую хитрость и использовать искусство соблазна, а она должна внезапно уехать в другой город. При этом Григорий понимает, что так сложилось, что именно ее подписали на такое странное дело.

«Все равно такой мужчина не для меня — покалеченной учительницы музыки преклонного возраста и без денег. А он так красив!» — подумала она о наболевшем.

— Кто? — спросил Григорий.

— Что? — вздрогнула Муза.

— Ты только что сказала, что он очень красив. Вот и интересуюсь — кто?

— Я это вслух сказала? — ужаснулась она, краснея. — Простите. Это я о своем…

Григорий снова посмотрел на дядю Федора, не заостряя внимания на странных словах Музы.

— И кроме того, просто неприлично вешать свои грехи и проблемы на совершенно постороннего человека, а в данном случае — слабую женщину! Что она одна будет делать в чужом городе? Может, она сама вся в проблемах… не может бросить своих детей… — продолжил Григорий, которому явно не хотелось отпускать Музу неизвестно куда.