Дональд Уэстлейк - Почему я?

— Хм, — сказал Келп.

Дортмундер посмотрел на своего друга, Келп выглядел крайне встревоженным.

— Мне не нравится эта идея, — произнес он.

— Я тут подумал, — Келп жадно отпил глоток и продолжил. — Поведение копов открыло мне глаза на многое.

Дортмундер отпил пива.

— Хорошо, расскажи мне, что ты понял.

— Одного желания вернуть кольцо не достаточно.

— Что ты имеешь в виду? Я возвращаю его, все остывают и конец.

Келп покачало головой:

— Слишком сильное недовольство, — ответил он. — Слишком много шумихи и обязательств. Им теперь нужен ты.

Послышалась отрыжка Дортмундера.

— Не говори так, Энди.

— Мне жаль, Джон, но это правда.

— О, дорогой, — воскликнула Мэй. — Мне кажется, Энди прав.

— Конечно, — сказал Келп, но без радости в голосе от того, что оказался прав. — Тот камень поставил на уши всю полицию, возможно, это удовлетворит Турцию и американский народ, но не копов, ну и придётся не по душе Тини Балчеру и многим другим парням, мы оба это знаем. А еще я слышал, что в «Баре и Гриле» теперь возник религиозный «треугольник», религиозные фанатики идут по твоему следу и явно не для того, чтобы обратить в новую веру. Одного лишь возврата камня для них будет недостаточно.

— Ты меня не успокоил, — сказал Дортмундер.

— Я говорю тебе, что следует сделать, — ответил Энди. — Забудь о камне и займись своим алиби.

— Не понимаю.

— Для ребят из «Бара и Гриля», — объяснил Келп. — Оно обезопасит тебя.

Дортмундер покачал головой.

— Не пойдет. Мы говорим сейчас не о копах, а о Тини Балчере. Мы говорим о большом количестве людей с улицы.

— Я понимаю, но все еще можем придумать алиби.

Дортмундер нахмурился:

— Мы?

— Конечно, мы, — сказал Келп удивленно. — Мы ведь вместе, верно?

Дортмундер глубоко тронуло предложение Келпа:

— Энди, я даже не знаю что сказать.

— Все верно, — тот неправильно истолковал его слова. — Таким образом, мы придумаем, что тебе нужно говорить.

— Нет, я имел в виду…я считаю, ты сделал великодушное предложение, но ты не обязан рисковать из-за меня.

— Почему нет? Ты ведь сделал бы для меня то же самое, не так ли?

Дортмундер заморгал, а Келп засмеялся, слегка неуверенно:

— Конечно, ты бы сделал. И если мы втроем будем говорить одно и то же…

— Только не Мэй, — возразил Дортмундер.

— Джон, не время для рыцарских подвигов, — сказал Мэй.

— Нет, Мэй, я представляю себе, как Тини Балчер откусывает твой нос и мне это не нравится.

— У него не будет причин, чтобы откусить мой нос, — сказала Мэй, хотя и не владела полной информацией. — Если мы будем придерживаться одинаковой истории, никто ничего не заподозрит.

— Я не буду этого делать, — не согласился Дортмундер. — Нет, если ты принимаешь участие.

— Хорошо, — вмешался Келп. — Двоих будет достаточно. Ты и я, говорим одно и то же, предоставляем алиби друг другу и это должно сработать.

Дортмундер собирался было проявить рыцарство и в отношении Энди, но решил, что одного благородного поступка на сегодня достаточно.

— Что за алиби? — спросил он.

— Ну, несколько ребят уже знают мое алиби, в общих чертах, так что, я просто добавлю тебя к нему.

— И каково твое алиби?

— Звучит смешно, но это правда. Я всю ночь пробыл дома, занимался телефонами.

— Один?

— Нда.

— А кто тогда может его подтвердить?

— Было много входящих и исходящих звонков. Понимаешь? Когда я подключаю примочки, то пробую их в действии, звоню кому-нибудь. Если это мой автоответчик, устройство ожидания звонка и так далее, то я звоню людям, и они перезванивают мне.

— Ладно, — сказал Дортмундер. — Значит, всю ночь ты был занят телефонными звонками.

— Конечно. А сейчас я скажу, что ты был со мной, помогал мне с проводами и теперь у нас двоих есть оправдание.

— Но как так вышло, что ты забыл сказать обо мне? Когда рассказывал людям о своем алиби. Или когда разговаривал по телефону всю ночь в среду.

— Никто и не спрашивал.

— Даже не знаю, — сомневался Дортмундер.

— Джон, это замечательный поступок со стороны Энди и ты не в том положении, чтобы от него отказываться, — сказала Мэй.

Дортмундер сделал глоток пива.

— Пойдем ко мне домой. За полчаса я тебя проинструктирую о механизме работы телефонных аппаратов. Ты узнаешь, что и как я делаю. Это наше совместное хобби.

— Если что-то пойдет не так, — заметил Дортмундер, — Тини очень невзлюбит тебя.

Келп махнул рукой, держащей банку с пиво, и спросил:

— Что может пойти не так?

— Он меня взбесил, — сказал Мэлоуни Леону. — Все то дерьмо о телефонах — он там, он не там, он прошел, он не прошел — и я просто забылся.

— Ничего, пройдет, — поддержал помощник, лицо которого напоминало гравюру Сострадание.

Он так сочувствовал горю инспектора, что даже перестал пританцовывать на месте. Мэлоуни сидел, облокотившись на стол, руки лежали на документах.

— Как же меня будут критиковать, — сказал он и закачал тяжелой головой. — Как же меня будут критиковать.

И критика уже началась. Комиссар — Мэлоуни так и не смог запомнить его имя и не видел в этом смысла — позвонил, чтобы пристыдить его, проявить недовольство им, тактично, в своей джентльменской манере чиновника из высшего эшелона. И Мэлоуни хорошо понимал, неважно, что сказал комиссар и что он ответил ему. Главное то, что звонок комиссара внесли в журнал и в книгу записей и личное досье Мэлоуни позволит комиссару продемонстрировать его лидерство. Сукин сын.

Ладно, возможно не совсем сукин сын, поскольку в своем телефонном звонке дал ясно понять кто его истинные враги: «Агенты ФБР Закари и Фридли в настоящий момент находятся в моем офисе и обсуждают со мной сложившуюся ситуацию» сказал комиссар и на заднем фоне послышались вздохи возмущения из-за измены комиссара. И это было единственное светлое пятно во всем разговоре.

Можно ли что-то сделать с Закари и Фридли? Можно ли сделать что-то, чтобы защитить собственную задницу, если он выставил ее на всеобщее обозрение, перед всем миром?

Единственное действенное решение — найти чертов рубин. И найти его вместе с преступником. Ведь это не мелкое недоразумение, которое можно загладить красивым ювелирным изделием. То, в чём нуждалась бы в этот раз общественность, Департамент Полиции, ФБР и Госдепартамент, ООН и правительство Турции, в чём нуждался бы сам Мэлоуни — человеческая жертва.

— Никак не меньше, — вслух произнес инспектор. — Мы должны взять его.

— Не могу не согласиться, — сказал Леон.

Он и Мэлоуни остались одни в большом кабинете в Полис Плазе, отчасти потому, что так захотел инспектор, и отчасти потому, что в этот момент никто в огромном городе Нью-Йорке не захотел бы связываться с Фрэнсисом Мэлоуни.