Дональд Уэстлейк - Почему я?

— В Вилидж.

— Хорошо.

Келп повернул направо, попал в центр Гринвич-Виллидж, свернул влево на 8-стрит и осторожно припарковался возле театра, где маркиза рекламировала американскую премьеру «Звук далеких барабанов». Именно это шоу собиралась сегодня вечером посмотреть Мэй, о чем она сообщила ему вчера, когда рука Дортмундера отмокала в Палмолив. Позвонив сегодня с их призрачного телефона в театр, они узнали, что последний концерт закончится в одиннадцать сорок.

Так и вышло. Начиная с 11:42 небольшие группы культурно обогащенных постоянных зрителей потянулись из театра, морщились от дождя, жаловались друг другу и торопились прочь от шквалистого ветра.

Мэй вышла одной из последних. Она на мгновение замерла под шатром, не решаясь и оглядываясь по сторонам.

— Что она делает? — спросил Энди.

— Она знает, что делает, — ответил Дортмундер. — Она просто тянет время, чтобы мы увидели, есть ли за ней «хвост».

— Конечно, за ней установлена слежка. Наверное, с полдюжины. Приятели Тини. Копы. Объединение террористов.

— Ты слишком довольный, — произнес Дортмундер.

Снаружи двое ничем непримечательных мужчин тоже стояли под шатром, по-видимому, тоже не зная, что делать, когда мир кино сменился миром дождя. Но затем Мэй, наконец, двинулась, через блок, в обратную сторону от Келпа и Джона. Спустя минуту оба замешкавшиеся мужчины двинулись в том же направлении, делая вид, что не имеют ничего общего друг с другом, с Мэй или еще с кем-либо.

— Двое, — посчитал Келп.

— Вижу.

— Если бы они только знали.

— Не болтай.

— Я имею в виду, что она несет.

— Я знаю, что ты имеешь в виду.

Келп подождал пока Мэй и двое ее новых друзей не исчезнут из вида, в темноте, затем завел двигатель Линкольна и отъехал от обочины. Они догнали двоих незнакомцев, у которых возникли некоторые проблемы в «незнании» друг друга, а чуть позже и Мэй, которая шла как человек, поглощенный лишь мыслями о фильме.

Светофор на углу загорелся зеленым. Келп метнулся вправо, прижался к обочине и, не выключая двигатель, погасил фары. Дортмундер обернулся, посмотрел через залитое водой боковое окно на улицу, и его рука потянулась к задней дверной ручке.

Появилась Мэй. Она шла целеустремленно, но неторопливо. Женщина повернула направо и, на углу здания, исчезнув из поля зрения преследовавших ее мужчин, проворно бросилась к машине. Дортмундер распахнул заднюю дверцу, Мэй впрыгнула, и Келп поехал, еще раз повернул и только тогда включил фары.

— Что за ночь! — воскликнула Мэй, когда Энди сбросил скорость, и она смогла «отлипнуть» от спинки сиденья. — Я поняла, что это ты, когда увидела номера MD.

Энди одарил Дортмундера быстрой триумфальной улыбкой:

— Видишь? Это мой опознавательный знак, — и, посмотрев в зеркало заднего вида, он добавил: — Сзади никого.

Мэй рассматривала Джона, как курица-наседка.

— Джон, как ты?

— Хорошо.

— Ты выглядишь нормально, — с сомнением произнесла женщина.

— Я ведь не долго отсутствовал, Мэй.

— Ты кушал?

— Конечно, я кушал.

— Мы ели пиццу, — ответил Келп и снова повернул — на красный сигнал, запрещенный в городе Нью-Йорке — и двинулся на окраину города.

— Пицца для тебе это слишком мало, — сказала Мэй.

Дортмундер не желая обсуждать свои пищевые привычки спросил:

— Ты принесла?

— Конечно, — и она передала небольшой бумажный пакет коричневого цвета, в который запаковывают сэндвичи.

Взяв пакет, Джон спросил:

— Обе вещи?

— Ты не должен это делать, Джон.

— Я знаю, что не должен, но хочу. Обе здесь?

— Да. Обе.

— Как шоу? — спросил Энди.

— Неплохо. Говорилось о проблемах европейского влияния на Африку в конце девятнадцатого века. Очень интересный мягкий фокус камеры. Лирика.

— Может, и я схожу на него, — подумал Келп.

Дортмундер потрогал коричневый бумажный пакет.

— Там лежит еще что-то.

— Носки, — ответила Мэй. — Я подумала, такой ночью как эта тебе понадобятся сухие носки.

— Мэй, я не могу тебя подбросить домой, но остановлюсь в блоке от него, хорошо?

— Конечно. Просто отлично, — коснувшись плеча Дортмундера, она добавила: — Все будет хорошо?

— Со мной ничего не случится, — заверил Джон. — Теперь, когда я, наконец-то, знаю, что делаю.

— Убедись, что никто не узнает тебя. Вам двоим опасно появляться на людях, — напомнила она.

— У нас есть лыжные маски, — успокоил Келп. — Покажи.

Дортмундер вынул две маски из кармана куртки и показал.

— Милые, — сказала Мэй, кивнув.

— Я хочу вон ту с лосями, — попросил Келп.

Мэй открыла дверь квартиры и вошла в гостиную, переполненную полицейскими.

— Боже мой, если бы я знала, что здесь вечеринка, то по пути купила бы печенье.

— Где вы были? — спросил самый крупный, злой и самый взъерошенный полицейский в штатском.

— В кино.

— Мы в курсе, — вмешался второй. — После кино.

— Пошла домой, — и она покосилась на часы, стоящие на телевизоре. — Шоу закончилось в 11:40, я поймала такси и уже дома, а на часах еще нет даже двенадцати.

Копы посмотрели на нее с сомнением, но затем уверенность к ним снова вернулась.

— Если вы поддерживаете связь с Джоном Арчибальдом Дортмундером… — начал большой, злой и потрепанный полицейский в штатском.

Но Мэй прервала его:

— Он не пользуется вторым именем.

— Что?

— Арчибальд. Он никогда не употребляет имя Арчибальд.

— Меня это не волнует, — ответил коп. — Вы понимаете, что я имею в виду. Мне до лампочки.

Отозвался второй офицер:

— Гарри, успокойся.

— Меня это раздражает, вот и все, — ответил большой, злой и неопрятный коп. — Блицкриги, слежки, являться без приглашения и работать в две смены. И все это из-за одного недотепы с загребущими руками.

— Человек, — сказал Мэй официально, — считается невиновным, пока не доказана его вина.

— Черта с два, — полицейский повел плечами, потом сказал своим коллегам: — Ладно, уходим. — И посмотрев на Мэй: — Если вы контактируете с Джоном Арчибальдом Дортмундером, передайте, будет лучше, если он сдастся добровольно.

— Зачем мне говорить ему об этом?

— Просто помните, что я сказал, — ответил коп. — У вас могут, тоже, возникнуть проблемы, понимаете.

— Проблем у Джона станет ещё больше, если он сдастся.

— Да ладно.

И копы, тяжело шагая, вышли, оставив за собой открытую дверь. Мэй ее закрыла и произнесла:

— Какашки, — и открыла освежитель воздуха Эйрвик.

Дверь ювелирного магазина сказала «хрррруусь». Дортмундер снова надавил плечом:

— Ну, давай, — пробормотал он.

Щёлк, ответила дверь и впустила их. В этот раз Дортмундер уже знал все хитрости и уловки данной конкретной двери, поэтому одной рукой он схватился за проем и таким образом не потерял равновесие, а лишь переступил через порог. Он остановился и оглянулся на Келпа, который стоял на обочине под проливным дождем и старательно смотрел по сторонам Рокавей-бульвар. Дортмундер жестом подозвал его и Энди радостно захлюпал по тротуару. Присоединившись к Джону в теплом магазине, он произнес: