Лора Ванхорн - Выход зубной феи

Финоген же, все это время внимательно наблюдавший за Поленко через замочную скважину, с неодобрением крякнул и на цыпочках подошел к столу. Аккуратно собрав и разложив перед собой бумаги, которые несчастный Камикадзе безо всякого почтения к школьной бухгалтерии вывалил из своего портфеля, старик сел на жесткий деревянный стул и погрузился в думы. Леонид Серафимович ему не понравился. Вернее, люб он казначею всея города не стал еще на педсовете, хотя Семеныч всю дорогу просидел в тени за шкафом и снулого взгляда начальника не удостоился.

Завхоз, в свою очередь, не мигая смотрел на оратора, с любопытством и недоверием вслушиваясь в его бредовые речи. Время от времени поглядывал на смущенных молоденьких учительниц, любуясь яркостью девичьего румянца, но других положительных результатов от появления Камикадзе не намечалось. По достоинству оценив военную выправку бывшего авиатора и его упорство натасканного фокстерьера, Финоген причмокивал, гадая, дадут ли смельчаку Поленко место на Аллее Славы самого почетного кладбища в городе или обойдутся простой грамотой на вечный сон грядущий. Уж слишком часто воздух сотрясало опасное слово "передел", которое на памяти миллионера частенько оборачивалось летальным исходом для желающих по-новому нарезать пирог скромных приходов на районе. Но богатый опыт также подсказывал, что по собственной воле летчик первый не свернет. Не зря он был испытатель и, судя по внешнему виду, даже в чем-то каскадер.

По мере того, как революционные идеи выпадали из директора на головы изумленной публики, Финоген все отчетливее понимал, что первое впечатление оказалось верным. Оно переросло в стойкую уверенность по окончании педсовета, а после визита Поленко в кабинет завхоза стало намерением: Леонида Серафимовича предстояло убрать со сцены. Желательно, в то место, откуда не возвращаются: на повышение в депутаты, что хлопотно и затратно, или под надежный гранитный памятник, что было подешевле — как постоянному клиенту, надгробия Финогену отпускали со скидкой.

Посовещавшись вечерком кое-с-какими неприметными людишками, состоявшими на давней и дельной службе по мелким поручениям, миллионер так и не выяснил, откуда взялся бесстрашный реформатор. Получалось, что человек он был ничейный, явных покровителей не имел и дружбы со слугами государевыми не водил. То и казалось престранным, как вовсе из ниоткуда, без взяток и связей, свалился такой передельщик на его всесильные руки, чуть с лету не выбив из них бразды правления школой и прилегающим к ней городом.

Рациональная супруга Семеныча, всегда корившая человеческий фактор в искажении конечных данных, прибегла к надежной системе верификации: раскинула Таро. Запутанный пасьянс главных фигур разбивался будто выпавшей из рукава простофили Районо картой нового директора, и в любом раскладе тот выходил не Шутом и не мелькнувшим на мгновение Странником, а самым настоящим Дьяволом.

Столь точные данные Финогена не успокоили, наоборот, заставили еще с большим пристрастием допрашивать лиц, условно причастных к появлению Поленко: заведующего Районо, хозяина таксопарка и директора местного рынка. Последнего больше по традиции, как вечного должника и мецената всех неформальных структур города.

Чиновник от образования с посеревшим лицом блеял:

— Вы поймите, уважаемый, войдите в мое положение! Я об этом ничего, просто ничегошеньки не знаю. Как прошлый директор, светлая ему память, ушел в огородники, так мы объявили независимый конкурс. Все как положено, выбирали из подающего надежды сына нашего мэра и уже оправдавшей надежды его дочкой! — присутствующих одобрительно закивали, а заведующий перестал трястись, как при шокотерапии. — И, вдруг, — он продолжил со слезой в голосе, — открывается дверь и входит он! У меня как раз Леночка, секретарша, под столом убиралась, а я за бумагами. Работал. В общем, каждый своим делом, господа, — глаза чиновника задернулись истомой, видимо, он и правда горел нешуточной любовью к работе. Очнувшись от сладкого видения под осуждающим взглядом Финогена, он вернулся к рассказу:

— Так вот, входит этот Поленко, усаживается в кресло и говорит: "Я — ваш новый директор. Вам звонили". А у меня, понимаете, Леночка очень занята. Ну не всегда успевает на звонки, все больше она по кадрам. Как пчелка целый день. Ну, я вижу, человек представительный, уверенный. Я ему говорю: "Конечно, конечно, а куда вы директором?". А он на меня так криво посмотрел и шипит прямо: "А могу и на ваше место, если вы других не знаете". Ну тут я как-то понял, что про школу речь. Я его и оформил. Хотя теперь-то думаю, может, он самозванец какой? Но знать — нет, знать не знаю.

Финоген Семенович вздохнул и махнул на чиновника рукой, чем поверг того в полное смятение. Не дожидаясь, пока ответственного за народное образование хватит удар, завхоз дал ему ценные указания о технике безопасности на рабочем месте и отпустил падать в обморок домой.

Заслуженный таксист города свое дело знал, но света на темную предысторию Поленко не пролил:

— Я ж его не возил. Мои хлопцы не возили. Ни до дому, ни до школы, ни до фей.

— Станет такая сволочь по детским праздникам ходить! Феи ему и не снились, — отозвалась из угла почтенная супруга миллионера. Психологию сволочей и мерзавцев она изучила от азъ до последней наколки так, что опытные милиционеры только диву давались. Таксист поперхнулся, но бабуле возразил:

— Як же энтому сушеному без феи, ежели нормальные бабы от него нос воротют. Видал его у башни этой, чертяки колокольной. Иглостраки, тьфу! Страшон як леший и без лоску. Но мы не возили, нет. И хозяйку его не видал. Не знамо, откудова он.

Благородное собрание уже было проваливалось в информационный вакуум, когда помощь неожиданно пришла со стороны хозяина рынка Арсен-джана, этого падишаха незаконных мигрантов и изобретателя жилого контейнера на двести тридцать человек.

— Финогэн Сыменыч, — ласково пропел Арсен, — а менэ вы не за зря пригласили! Вот вино, вот мандарины, нектар, а нэ мандарины, смотри! Долгих лет тэбэ, Финогэн-джан, во веки веков процвэтай нам на радость, вай! А по твоэму делу скажу тэбэ: полохой этот человек, ой, полохой! Виноград брал, персики брал, дыню брал у нас, чистый мед! А сматрэл плохо. Сматрэл, потому что узнал.

Арсен замолк и лучезарно улыбнулся завхозу. Тот умело подбодрил южного гостя какой-то яркой бумажкой, тут же упорхнувшей за подкладку лакированного пиджака. Как музыкальный автомат после серии брошенных монеток, Арсен застрочил новостями:

— Узнал, да. И я его узнал, у Арсена глаз-алмаз! Видэл я его давно, но запомнил на всю жизнь, повэришь? Только мамой клянусь, был он нэ директор и нэ летчик, а пэрэступник. У мэнэ тогда недоразумений небальшой вышел с таможней, застрял груз настоящэй, вай, узбекской чэрэшни из Китая, сладкой, как поцелуй красавицы с гор! Поехал я спасать мой чэрэшня. А там у мэнэ начальник станции — близкий родня, троюродный сват второй жэны соседа моей тетки, и он, канешна, рад был. Приехал я, а у нэго в теплушке живет трэтий день этот Поленка. Сват говорит, из тайга вышэл без всего, совсем один, даже бэз барсэтки! Навэрно, бэглый с зоны. Сват — человек вот с таким бальшим сэрдцем, разрэшил по доброте этому нэсчастному обогреться, да и крышу еще шифэром покрыть. Потом какой-то Аристарх ему с Масквы пазванил и исчез Поленка. Неблагодарный оказался, даже крышу не закончил, вах! Только пачку макарон закончил, да, и укатил сэбэ. Палахой человек, завхоз-джан!