Лора Ванхорн - Выход зубной феи

И вот теперь какая-то падаль у расписания намекала, что и на Солнце есть пятна. От дальнейшей порчи организма Тихона спасла только брезгливость стража порядка, но витиеватым внушением он получил без задержки:

— Тохтамыш папильотный, ты на кого клешни свои заострил? Думаешь, отлежишься таи в теньке, пока за твой прикус здесь людей в убивают? А, может, это отвлекающий маневр такой?! Встать, я сказал! Будем составлять протокол!

От страха трудовик проделал тот же фокус, что и тропические улитки в период засухи: плотно затянул трепещущей пленочкой век голубые глазки и ушел в себя. Брутальному Катанину не удалось достучаться до свидетеля без использования запрещенных приемов, и он махнул на него рукой. Да так удачно, что крепкая милицейская ладонь натолкнулась на единственную в этом чахлом, или, по определению самого Квазимодыша, поджаром тельце твердыню в районе бедра. Ойкнув от радости за не совсем пропащего глистика, Виталий позвал понятых и в их присутствии извлек из брюк, нет, не накачанную в гирю переднюю бедренную мышцу, а пухлую брезентовую тетрадь. На обложке химическим карандашом было со старанием выведено: "Аналитическая докладная записка по проверке деятельности и прочей работы школьного коллектива на очной и заочной основе круглогодичных наблюдений за неуправляемый период без архимудрого директора и авансовый отчет по запланированным новшествам под руководством высокоуважаемого Леонида Серафимовича Поленко по его секретному поручению, далее в сокращении и для конспирации "АналДоЗ для ЛеСеПока"". Аббревиатура цвела завитушками с плодово-ягодным узором и бодро выделялась различными оттенками неона — Тихон Гаврилович при жизни не скупился на оформление. Катанин и понятые просто глаз не могли оторвать от чудесной тетрадки, и под влиянием этого необычайного момента опер впервые сделал так, как его учили в Академии: подумал. Его вдруг озарило, что форма блокнота наверняка соответствует содержанию, и последнее непременно стоит исследовать со всем тщанием.

На присутствующих тихоновское имущество тоже произвело впечатление: Назар Никонович что-то шептал на ухо подошедшему Финогену, щуря аквамариновые глаза на клеенчатый фолиант. Вишневская с Динарой хрюкали и подначивали лиможного историка принять Аналдоз для тонуса, а Кондрат сокрушенно вздыхал над несправедливостью мира, ведь такой материал для диссертации, прямо-таки летопись шизофрении от начала времен, пропадает, уплывает в вещдоки черствой к науке милиции. Виталий с любопытством уставился на начальную страницу, и по вполне понятным только для одного медика причинам его лицо стало медленно вытягиваться в первый блин, комковатый и перекошенный. Острые заборчики букв разных размеров и наклонов рябили в глазах и падали на неподготовленного читателя обрывками совершенной бессмыслицы. Это были первые потуги Квазимодыша по внедрения в свой кондуит хитрой системы шифровки, ключи к которой не были изобретены даже самим ее создателем. Из вменяемого на листе имелась только маленькая желтая птичка в верхнем углу, которая при быстром перелистывании страниц как будто оживала, шевелила клювом и со всех лап пыталась унестись из этого безумия.

Лишь один из присутствующих точно знал, какие перлы хранятся в этой странной тетрадке, сколько разоблачений она готовит и сколько судеб может поломать при правильном и особенно неправильном использовании. Знал он и о прямой связи между наличием "Аналдоза" и смертью "ЛеСеПока", о коей все вокруг голосили уже пару часов. Знал, но ничем не выдавал, что истина где-то рядом и напрасно эти утлые милиционеришки суетятся и пытаются симулировать следствие. Долдон-полицейский не произвел на него впечатление человека разумного, впрочем, как и все окружающие за последний десяток лет, а, значит, окрылять их идеями не стоило. На общем фоне его, Тихона, коллектив вообще не выделялся ни талантами, ни интеллектом, поэтому ответ на вопрос, кто должен возглавить и присмирить наступающий на школу хаос, был очевиден — гегемон труда созрел для удачно освободившегося трона. Квазимодыш зашевелился, даже привстал и попытался сказать речь:

— Гошпота! — аудитория встретила своего любимца радостными смешками и ахами, только Виталий недобро поморщился. — Шнащаго нато фыпхать нофого начахника! Мы тош-ш-ны… — последние слова Тихона утонули в дружном гоготе, и Тихон взял обиженную паузу. Катанин решил все-таки выяснить, на каком основании этот паяц совершенно распоясался и оплёвывает присутствующих шипением:

— Ну, товарищи! — он обратился к самому приличному на вид человеку, к тому же, мужчине, с аккуратной бородкой и сверкающими глазами, — не ожидал от учителей, интеллигентных людей! Всякого ожидал: взяток или там, наоборот, хороших подарков, цитат из Кафки, чтоб запутать следствие и уложить его в клинику неврозов, но вот такого — нет. И тошно ему, и гопота мерещится на место родной милиции. На его налоги перебиваемся, между прочим! Не платил, значит, если милиция не дотягивает. Кто он у вас вообще такой?

Учитель задумчиво посмотрел на Катанина:

— Товарищ капитан! Или господин офицер, как у вас теперь принято? — первый же шар был в лузу, так как Виталий засиделся в старлеях и "капитан" ласкал ему слух необычайно. Он сразу почувствовал к молодому человеку симпатию. — Так вот, господин капитан, перед нами — трагедия века. "Это горе всех невзгод больнее", как говорил один почтенный человек.

— Кто говорил? — переспросил Катанин и тут же уточнил: — Важно для следствия, сами понимаете. И, кстати, зовите меня Виталий.

Назар с сожалением посмотрел на опера и сказал:

— Он уже умер, господин капитан, вряд ли он поможет следствию.

— Ах, этот! — кисло протянул Катанин. — Ну да, он не поможет. Он там за рулем сидел совсем зеленый. Но его слова, даже не последние, имеют значение! Так что запишем. Продолжайте.

Химик давно не получал такого наслаждения от беседы. Шекспир, как бы не был он велик, оставил после себя конечное число сонетов, и его наследие компактно умещалось в шеститомник, зацитированный Бериным до дыр. Постоянный круг общения Назара пропитался Шекспиром до состояния его полного отторжения, как перенасыщенный сахарный раствор, который больше не принимает сладких кристаллов, какие бы прекрасные они не были. Благодаря ЧП в школе химик обрел благодарного слушателя, готового записывать нетленные афоризмы и искать в них незамеченные ранее оттенки смысла. Назара Никоновича понесло:

— Запишите, конечно. А сюжет достоин если не программы "Пусть говорят", то точно великого пера драматурга. Тихон — это наш учитель, хотя по виду этого и не скажешь. Он, знаете ли, спустил в унитаз двухкомнатную квартиру и светлое будущее. Нет, он не закупился на ужин в "Азбуке вкуса", вы неправильно поняли. А, вот Анастасия Борисовна вам сейчас все и расскажет. Она лично принимала от Тихона последний вздох, ценный свидетель. Настя, подойдите к нам, будьте любезны!