Людмила Киндерская - Партия, дай порулить

Возницкий второй раз пришел в квартиру убитой модели. Если он все правильно рассчитал, то скоро здесь должен появиться преступник. Дезинформация по поводу камеры, найденной в ванной комнате жертвы, уже должна дойти до убийцы.

Станислав налево и направо рассказывал об этой находке, вот и Кучинской доложил, она наверняка с Орефьевым поделится. И Самохина попросил Кацей оповестить, и Голдберга слить инфу внутренней оппозиции «Ориентации—Запад».

После поставленной Востриковым задачи Возницкому пришлось отложить расследование, связанное с подменой таблеток Самохину и заняться делом Селиванова. Главной сложностью была невозможность встретиться и переговорить лично с Артемом. Все сведения предоставлялись его адвокатом Голдбергом. А это все-таки разные вещи.

Информации в распоряжении Стаса было минимум. Если исходить из того, что Селиванов говорит правду, получается, что Николь убили в период между первым и вторым приходом к ней Артема. Как-то это по-киношному. Не хватало только убийства в запертой комнате без окон. Банальщина. Кто-то караулил, поджидал под дверью, чтобы убить модель?

А почему ее хотели прикончить? Ника Орефьева была крайне неприятной женщиной, но за это не убивают, а вот за то, что она была шантажисткой, убивают еще как. То есть, снова упираемся в Селиванова.

Но исходим из того, что Артем, как сказал Голдберг, не виноват априори. Тогда кто, если не он? Любовник? Жена любовника? Или муж Ники? Да, муж – это прекрасный подозреваемый, идеальный! Какая жалость, что у него есть алиби. Да, алиби, алиби… А насколько оно безупречно? Насколько тщательно проверялось? Мог ли он приехать из командировки, убить и вернуться назад? Или киллера нанять. А почему бы и нет?

Ладно, дальше. Ника узнает, что ее бывший ухажер, на которого у нее есть компромат, идет в политику. И решает увеличить свое содержание. Селиванов приходит, разговаривает с ней, уходит. А в это время тот, кто стоит за дверью – любовник, жена любовника, муж или кто-то другой – дожидается, пока Артем уходит и убивает Орефьеву, принимающую ванну. Ника видит, кто к ней заходит, но не пугается, не пытается выскочить, а лежит себе спокойненько в пене. Так что, все-таки убийца – мужчина, муж или любовник. Нынешний или прошлый.

Версия номер два. Голдберг подозревает, что Нику убили, чтобы подставить Селиванова. Значит, кто-то или знал, что Артем идет встречаться с Никой, или следил за ним. Если следил, то убийство должно быть спонтанным. Да, предположение слабовато. Если бы Селиванова хотели подставить, то подбросили бы улики против него.

Ну что ж, скоро все станет ясно. Скоро придет настоящий убийца, Стас в этом абсолютно убежден.

Идея спровоцировать преступника пришла к Возницкому после того, как он понял, что иначе доказать непричастность Селиванова он не сможет. Получить информацию напрямую от Артема нельзя, договориться с внутренней оппозицией партии «Ориентация-Запад» нереально. А полномочий, чтобы поспрашивать остальных, связанных с Никой, никаких.

В полиции сразу уцепились за версию, что преступник не Селиванов. От такого заключенного одни хлопоты, да и вышестоящее начальство давит.

Востриков через свои связи договорился, чтобы Станиславу позволили участвовать в задержании преступника. Причем роль Возницкого в этом деле будет основной, иначе никак! Голдберг должен знать, что разоблачитель Стас, а не органы правопорядка.

В соседней комнате сидели ребята из полиции. Возницкий прикрыл глаза и попытался еще раз проанализировать все, что знает. Он снова и снова прокручивал в голове различные версии, пока не заломило в висках. Эх, сейчас бы чайку, да покрепче!

Стас ожидал убийцу, был уверен, что тот появится, но все же, когда в замке заворочался ключ, на долю секунды растерялся. Потом он одним прыжком заскочил в ванную комнату и захлопнул за собой дверь, но она ударилась язычком замка о косяк и осталась приоткрытой. Станислав замер, прижавшись спиной к стене, боясь пошевелиться. Тонкий луч света зигзагом пробежался по полу, скаканул выше, показался в дверной щели, пометался там и вдруг высветил в ее проеме рослый силуэт. Человек шагнул в ванную комнату, пошарил рукой по стене и щелкнул выключателем.

– Добрый вечер, господин фотограф, – произнес Станислав. – За камерой пожаловали?

Мужчина дернулся, но путь к отступлению был перекрыт одним из полицейских.

– Да бросьте, господин Орефьев. Умейте проигрывать достойно, – со злостью сказал Возницкий.

Кире было уже гораздо лучше, прошли головные боли, головокружения, только слабость никуда не делась. Эмил говорил, что это оттого, что она долго лежала и совсем не выходила на свежий воздух. Вечерами приходили родители и выводили ее гулять в больничный парк.

К концу дня становилось прохладно, даже и не скажешь, что середина лета. И черемуха уже давно отцвела, и начало месяца было жарким, а тут зарядили прямо осенние дожди. Кира закутывалась в теплый больничный халат, дважды обхватывала его поясом, на ноги натягивала теплые, но страшно колючие шерстяные носки.

Прогулки с родителями очень напрягали. Папа окружал ее излишней заботой, в то время, как мама ревностно следила за отцом взглядом. Выглядело это примерно так: «Кирочка, осторожно, тут приступок. Обопрись на мою руку. Так, хорошо. А теперь обхвати меня за то место, где должна быть талия». «Да не нужно, я сама, – это уже говорила Кира, – тут же всего две ступеньки». «Ну, две не две, а ты еще очень слабенькая. Не дай бог покачнешься, или голова закружится…» Ну и так далее. Мама участия в стаскивании ее с лестницы не принимала, а стояла около Миликяна и с недовольством поглядывала на дочь. Все это лишало прогулки прелести и превращало в сплошное мучение.

А вот когда приезжали «искровцы», Кира буквально оживала. Сегодня у нее в гостях появились Глаша с Татьяной Митрофановной.

– На, держи. Мама с дачи привезла. Своя собственная, никакой химии, – Глафира протянула пластиковый контейнер с клубникой. Ягоды были присыпаны сахаром, отчего слегка осели и пустили сок.

Кира приоткрыла крышку и по палате разлился густой аромат.

– Давай, поешь, и пойдем гулять, – предложила Сологубова.

Кораблева стеснялась есть одна, ей хотелось угостить подруг, но во что наложить им ягоды, не имела понятия.

– Подождите, я сейчас в столовую схожу, попрошу какую-нибудь посуду. Пара минут, и будем лакомиться, – сказала Кира, вставая с кровати.

– Мне не нужно. Я ее не люблю. И вообще, у меня аллергия на клубнику, – фыркнула Сологубова.

– Давай сама лопай, – сказала Глаша. – Мне мама, знаешь, сколько ее привезла – ужас просто. Я уже в «Искру» отволокла, мы от пуза наелись. Теперь твоя очередь.