Ирина Потанина - Пособие для начинающих шантажистов

Девушка кивнула и испарилась.

— Вот, — Клюшка показал на свой бордовый пиджак официанта, — Раз в жизни ваш покорный слуга честно намеревался сам обслужить клиентов. И тут такое… Я встретил Вас и всё былое… Гражданка Кроль, Вы, как всегда, путаете все мои планы и мысли…

Я почувствовала, как расплываюсь в улыбке. Ну, уж нет! Демонстрировать, что в последнее время слышу комплименты настолько редко, что таю от любого на них намека, я не собиралась!

— А Вы, господин Клюшка, как обычно, путаете меня с кем-то, — я говорила наигранно строго, — Потому как ничего такого "былого", что могло бы обязать Вас бросить своих ценных клиентов, между нами не было…

— Разве? — Клюшка чуть отстранился от столика и оценивающе глянул на мой профиль, — Досадное упущение с моей стороны….

— Не станем наверстывать упущенное, — мне надоело играться в кокетство, — Рассказывайте, как батюшка, как его грандиозные издательские планы?

— Всё так же грандиозны, и все так же только в планах, — вздохнул Клюшка, — Но "Газета" жива. Даже, вроде бы, приносит доход.

Когда-то газета отца Клюшки, так и именуемая "Газета", была самым популярным изданием в городе. Потом читателя подсадили на "желтую" прессу, общество прониклось убеждением, что читать нужно только нечто расслабляющее «чтоб глазки бегали, а мозги отдыхали», и шум вокруг "Газеты" как-то поутих. Клюшкиному отцу пришлось резко сократить штат. Я, ввиду того, что работала в "Газете" по совместительству, уволилась сама, справедливо рассудив, что мои пол места могут спасти кого-то от безработицы.

— А отпрыск издательского гения, значит, игнорирует папино детище, отдавшись низменному инстинкту наживы? — я слегка подкалывала Клюшку.

— Ничего себе низменному!!! У меня, между прочим, супер творческая работа! Это здесь обычное кафе. А у меня еще два места! В "Жемчужине", возле памятника Ленину, у меня ночное шоу, режиссуру которого я вынужден постоянно контролировать. А еще "Надежда" в городском парке. Так там у меня вообще действующий "Клуб Знакомств"! Ты не представляешь, какие чудеса творческой мысли приходится проявлять, дабы всё это могло существовать и окупаться!!!

— Ты владелец "Надежды"?! — я чуть не подавилась уже успевшим возникнуть на нашем столике кофе.

— Ну да…

В голове взводом затопотали суетливые мысли. Во-первых, на самом деле Клюшка был далеко не прост и не настолько доброжелательно ко мне настроен. Это лишало попытки задавать откровенные вопросы всякого смысла. Тем более что Клюшка вполне мог состоять в сговоре с загадочным Александром, последний даже что-то такое говорил Виктории. Во-вторых, после бессонной ночи я находилась далеко не в лучшей форме, и вряд ли сумела бы повести разговор настолько тонко, чтобы незаметно выудить у Клюшки нужную информацию. Необходимо было в ближайшее же время найти рычаги давления на Клюшку… В этот момент у хозяина "Алисы" зазвенел телефон.

— Да? — нервно ответил он, но тут же сменил тон на приторно-слащавый, — Хорошо… Сейчас, конечно… — Клюшка оторвал трубку от уха и обречено вздохнул, — Инвесторы… Требуют, чтобы я с ними выпил… Ну что тут поделаешь…

— Иди, иди, конечно. Еще не хватало, чтоб я тебя у инвесторов отбивала, — от волнения я даже забыла обычное "Вы" — Только, Клюшка, оставь мне свой номер, а? Я позвоню на днях… Есть одна тема… Ну и вообще, пообщаемся…

— Катя, для Вас, всё, что угодно, — Клюшка чинно раскланялся, вручил мне достаточно дешево и бестолково сделанную визитку и удалился, — Еще одну рюмку в пятую кабинку, — кинул он на ходу официантке.

Как и раньше, эти банкетные столики в зашторенных кабинках, расположенные по периметру "Алисы", портили мне жизнь. Узнать, что же это за загадочные инвесторы в пятой кабинке, хотелось необычайно. Пришлось мысленно цыкнуть на своё Любопытство и оно, обиженно заскулив, забилось в глубь подсознания.

Я глотнула крепкий, душистый кофе и принялась рассуждать о сложившейся вокруг Виктории ситуации. В сущности, ну чего я лезу… Ничего особенного еще не случилось… Ну, кто она мне?! Услужливое воображение тут же взялось подробно отвечать, подкидывая давно забытые картинки детства.

Вика была на два года старше. В детстве это неописуемое преимущество. Ей разрешали ходить в дальний двор кататься на качелях, когда мне еще нельзя было даже покидать площадку перед подъездом. Она приносила мне подобранные в дальнем дворе гнилые яблоки и причудливые зеленые стеклышки, валяющиеся вокруг пункта приема посуды. Яблоки мы поедали, отчего желудки наши стали закаленными, и потом мы уже могли есть любую гадость. А стекляшки, после тщательного рассмотрения, закапывали в тайник. Однажды Вика порезала палец, и родители узнали о нашей коллекции. Мы мужественно скрывали местонахождение тайника, закаляя нашу дружбу страшной объединяющей тайной. В первые годы жизни мы с Викой очень дружили.

— Катенька, — в детстве мы называли друг дружку ласкательными именами, навязанными мамами, — когда я стану большая-пребольшая, я куплю свой дом, и обклею в нем все стены нашими стекляшками!!!

— И я! И я! — восхищалась мудростью подруги я.

— Нет, — сокрушалась Виктория, — На два дома стекляшек в жизни не хватит. Лучше я возьму тебя к себе. Мы будем жить вместе, и нам всегда будет весело…

А потом Вика вдруг выросла. Произошло это как-то очень резко и, похоже, навсегда. Я в своей жизни ощущала себя взрослой крайне редко, и, даже в нынешние двадцать восемь, легко могла полезть на дерево за воланчиком от бадминтона. Вика же, лет, эдак, с двенадцати, чувствовала себя "леди", и не занималась глупостями. Она корпела над учебниками, когда я вместе с дворовой сявотой вдохновенно осваивала гитару. Активно участвовала в правильно направленной самодеятельности школы, когда я набирала на машинке философские трактаты своих талантливых друзей-диссидентов. Мы обе хорошо учились, но для неё это являлось сознательно взятым, твердо удерживаемым рубежом, а для меня случайной, шаткой победой, которая и радости-то особой не приносила. В общем, на определенном этапе мы стали абсолютно разные.

Перед глазами почему-то частенько всплывала одна из мимолетных встреч с Викторией того времени.

— Привет, соседка, — совсем уже взрослая Вика ловит меня за рукав ветровки на выходе из подъезда.

— Хай! — после школы я тогда говорила только на сленге. Вызывающе смотрю ей в глаза. Вика тогда уже вступила на "манекенную" тропинку: аккуратный макияж, строгая прическа, немецкий костюмчик… Скукотища…

— Слушай, а что это у тебя вчера играло всю ночь? — Вика несколько секунд шелестит дешевой плащевкой моего рукава, после чего брезгливо разжимает пальцы.