Ирина Потанина - Пособие для начинающих шантажистов

— Что это? — только и смогла спросить я.

— Зеленый зонт, — с истинно программистской гуманностью ответил Шурик.

— Конкретней, — не отставала я, не сводя глаз со злополучного предмета.

— Средство для укрытия от дождя. Большое. Зеленое, — Шурик, близоруко щурясь, заглядывал в холл, — Родительница моя себе купила, чтоб с осенним пальто, соответствующим по цвету, носить.

В голове моей моментально в стройную цепочку выстраивались факты. Шурик взрослый. Высокий. У него есть большой ярко-зеленый зонт. Усики он вполне мог себе наклеить. Очки моего Шурика — хамелеоны. При попадании с яркого дневного света в помещения, перестраиваясь, они еще несколько минут выглядят как темные, солнцезащитные. Моя Настя, часто бывавшая у нас в гостях, не раз рассказывала при Шурике о своей близкой подружке Дашке, которая еще по совместительству и дочь знаменитой Виктории Силенской. И, наконец, моего бывшего второго мужа зовут Александр, он неплохо играет на фортепьяно и является приятелем владельца "Клуба Знакомств". Всё это мне очень не нравилось.

— Шурочка, но ведь еще неделю назад он здесь не стоял… Почему его достали? — я чувствовала себя совершенно сбитой с толку, — Похоже, кто-то недавно пользовался этим зонтом?

Естественно, все тропинки, ведущие от троллейбусной остановки к родительскому дому, оказались полостью покрыты льдом. Ничего другого от этой жизни я и не ждала. Если уж иду куда-то — так обязательно на шпильках в гололед, если уж хочу ездить — так непременно на проданном чужим людям автомобиле, если дружу, — так с опасающейся шантажа бизнес-леди, а собираюсь замуж исключительно за тщательно скрывающего свою суть бандита. Дабы не начать неприлично ругаться, я глубоко вздохнула и принялась мысленно считать. Парой десятков здесь явно обойтись не могло. Ежеминутно поскальзываясь, я перемещалась по большей части в горизонтальном положении, что необычайно злило моё Самолюбие, и забавляло подрастающее поколение дворовой шпаны. Эх, будь они несколько старше и не навались на меня сейчас столько дел, я бы объяснила этим юродствующим отпрыскам, кто во дворе хозяин! Впрочем, детки особо и не нарывались. Толпились себе неподалеку от арки, ведущей в мой родной двор, и дружным взрывом смеха окатывали каждого, вновь свалившегося на широченной скользанке, прохожего. К арке я подкатилась как раз на цифре сто пятьдесят и, так и не обретя должного успокоения, прекратила счет. Показываться в подобном состоянии Сестрице, которая могла гулять под подъездом, представлялось нецелесообразным. Почему-то казалось, что старшие должны являть собой пример бодрости и благополучия. Я остановилась, дабы настроиться на более оптимистический лад.

"Ничего, прорвемся!" — твердила я сама себе, — "Шурик так ничего и не объяснил? И не надо! Слава Богу, есть у меня еще силы на самостоятельное установление истины!"

Честно говоря, отсутствие с Шуркиной стороны откровенности обижало необычайно. На мои вопросы он просто отшутился… Ничего, мол, он про последний выход зонта в свет не знает, но, если мне так важно, может спросить у домочадцев, хотя проще и правильнее, на его взгляд, показать меня психиатру. Самое обидное, что определять по Шурику, говорит ли он правду, я не умела… Столько лет прожила с человеком, и даже не взяла на себя труд изучить его как следует! Что поделаешь — когда веришь беспрекословно, как-то в голову не приходит изыскивать характерные для обманщика повадки…

— Не дай Бог, Вы, господин бывший второй муж, таки окажетесь впутанным в эту историю! — почему-то вслух проговорила я и погрозила пространству кулаком.

В глубине души я надеялась, что Шурик, все-таки, ни причём. Как нужно вести себя в случае, если мы окажемся во враждующих лагерях, я предположить не могла.

— Эй, с тобой всё в порядке? Ты чего сама с собой разговариваешь? — отделившееся от стаи дворовой ребятни, сплошь замотанное темно-бордовым шарфом существо оказалось при ближайшем рассмотрении моей сестрой.

— Ой! — ахнула я, — Вот уж не ожидала… Давно это тебе за пределами двора гулять разрешают?!

— Да пару лет уже, — охотно ответила Сестрица, совершенно по-взрослому склонив голову набок — А ты чего тут стоишь?

— Думаю.

— Дома думать теплее…

Иногда в Сестрице Настасье проявлялась мамина мудрость.

— Вот что, Сестрица, временно прощайся с этими отщепенцами, — я кивнула на толпу таращащейся на нас ребятни, — Пойдем домой. Дело есть.

С тех пор, как я перестала жить с родителями, Сестрица всегда бурно радовалась моим визитам. Посему окончание прогулки её ничуть не расстроило. Энергично, насколько позволяла экипировка, Настасья замахала руками и прокричала зычное "Бай!". Дети ответили не менее экспрессивно. Я заметила в их кучке пару выросших и тут же исчезнувших пузырей жвачки и хмуро покосилась на сестру. Та, вроде бы, ничего не жевала.

— Знавала я одну барышню, — на всякий случай решила пофантазировать я, — Которая всё время жевала жвачки. К юности, за непомерно развившуюся челюсть, она получила кличку "Боксер" и полную антипатию со стороны противоположного пола.

— Какие именно жвачки она жевала и что такое "антипатия"? — живо заинтересовалась Сестрица.

Я принялась объяснять, и мы, поддерживая друг друга, покатились к подъезду.

— Фух, ну там и холодина! — Настасья убежала вперед и, нетерпеливо притопывая, разматывала шарф, дожидаясь меня на лестничной площадке третьего этажа. Вообще-то я тоже не любила холод, но сегодня, за обилием всяких хлопот, даже не успела позлиться по поводу ударивших вдруг морозов. Я мысленно поставила себе плюсик за отсутствие роптания на плохую погоду.

Лифт, как сообщила Сестрица, поломали приходящие к БорькеСоВторойКвартиры наркоманы. Друзья БорькиСоВторойКвартиры раньше считались всего лишь алкоголиками, и винились во всех, случающихся в подъезде неприятностях, еще с моего детства. Каким образом БорькаСоВторойКвартиры, который был ровесником Виктории Силенской, умудрился до сих пор не превратиться в Дядю Борю, оставалось для меня загадкой.

— Видимо, специально к моему приходу! — мрачно прокомментировала я известие о поломке лифта и принялась жаловаться Сестрице на скользкие сапоги, невыносимо душный общественный транспорт и безжалостно смеющихся над чужим горем жестоких детей. Делала я это намеренно бодро, легко и по возможности весело. Настасья радостно хихикала и, как и требовалось, не ныла по поводу выбранного мною экономного темпа ходьбы. Естественно, мои родители жили на самом верху.