Ирина Потанина - Пособие для начинающих шантажистов

Перед входом в квартиру Сестрица Настасья к моему великому удивлению тщательно вытерла ноги.

— Воспитывают! — грустно изрекла она в ответ на мой изумленный взгляд, — Сегодня полы в коридоре мою я… Приходится их не пачкать.

Я чуть не истерла свои шпильки в порошок.

— Ты будешь чай или кофе? — гостеприимно спросила Настасья, когда мы прошли в кухню, чем сразила меня окончательно.

— Чай, — я подозрительно прищурилась. Ну не могла Сестрица так измениться всего за неделю разлуки, — А что?

— Очень хорошо! — радостно сообщила она, — Налей и мне за компанию, ладно?

Я облегченно вздохнула.

— А если бы я захотела кофе? — я поставила чайник, — Детям ведь кофе нельзя. Чтобы ты тогда сказала?

— А кофе все равно нет, — Настасья скорчила хитрую гримасу.

Этот ребенок умудрился впитать в себя манеры, жесты и мимику всех родственников одновременно. Подвижная и неугомонная, она молниеносно перевоплощалась, из характерного для меня образа глупой наивности в пафосного ворчуна-дедушку, любившего хитро щуриться и театрально вскидывать брови. Даже в походке Настасья умудрялась быть похожей на всех одновременно. "Она, то кокетливо семенит, как мама, быстро-быстро покрывая дорогу мелким бисером мимолетных прикосновений. То по-отцовски широко вышагивает семимильными. Будто вращая под собой землю, а, не идя по ней", — писала я о Сестрице в одном из первых институтских очерков. Так уж сложилось, что маленькая Настя стала моей первой натурщицей. Что может быть интересней, чем анализировать и описывать еще не вполне осознающее себя существо, стоящее на самой первой ступеньке познания мира. Возможно, именно повышенный интерес к Насте-младенцу настойчиво мешал мне сейчас признать, что сестра выросла и даже обрела некое подобие собственного мировоззрения. Была, значит, кукленок-кукленком, и вдруг, на тебе, — человек! Настасья на подобное мое отношение обижалась страшно. Я, мысленно понимая её правоту, извинялась и обещала измениться. Собственно, именно этим желанием исправиться, и было вызвано моё решение поручить Настасье кое-какую часть расследования. И мне польза — и ребёнку приятно.

Я и не заметила, как закипел чайник.

— Ну, ты пока наливай, — Настасья зачем-то совершила оборот вокруг меня, потом дважды вокруг собственной оси и, наконец, юркнула в прихожую, — А я позвоню Даше, узнаю про уроки.

Я согласно кивнула. Почему-то общение с этим ребенком заряжало меня энергией. Развязка разговора с Шуриком уже не казалась мне столь трагичной. "Мне ничего не рассказывают, и я буду молчать в тряпочку. Играем в закрытую, господа! Не будь я Катей Кроль, если в ближайшее же время не перестрою всю эту творящуюся вокруг Виктории всячину на свой лад!" — мысленно пообещала я. Как только в делах Силенской засветилось имя Шурика, вопрос о необходимости вмешательства решился для меня вполне однозначно.

— Прекрати раскачивать табуретку и слушай меня внимательно! — назидательно говорила я Сестрице через пятнадцать минут. Настасья нависала над столом, упираясь коленками в табуретку, а локтями в столешницу и внимательно глотала каждое мое слово. По-моему, не пережевывая, то есть, мало что понимая. Прежде всего, я поведала Сестрице страшную историю о загадочном лжежурналисте.

— Естественно мы с Викторией обязаны раскопать истину, — закончила я, — Ты согласна помочь мне в данном вопросе?

— Очень, — от волнения Сестрица перешла на шепот, — А что надо делать?

— Надо разузнать все подробности. Прежде всего, узнай у Даши, всё, что она помнит об этой встрече. Естественно, я тоже буду её расспрашивать. Но, кто знает, возможно, в разговоре с тобой Дарья вспомнит больше нюансов.

— Конечно, мы ведь с ней подруги, и ровесницы, — очень серьезно проговорила Настасья, — Я её не напрягаю.

Я хотела, было, отругать Настасью за сленг, но передумала.

— Я и сама не очень-то люблю откровенничать с взрослыми, — призналась вместо этого я, чем безмерно насмешила Сестрицу.

— Ты сама взрослая! — для Настасьи это, видимо, считалось одним из главных моих достоинств.

— И с собой тоже! Это огорчает, — отрезала я и вновь вернулась к делу, — Помимо этого порасспрашивай техничек и детей. Смотри, вот тебе фотографии пятерых разных людей похожей внешности, — с момента ухода от Шурика я многое успела предпринять, в том числе и порыться в фотоальбомах, — Один из этих пятерых — подозреваемый. Какой, — не скажу.

— А почему нельзя сразу показывать фотку подозреваемого и спрашивать, не приходил ли он?

— Ради чистоты эксперимента. Нам нужно, чтобы люди сами указали на лжежурналиста, а так получится, будто мы его навязываем.

— Ой! — Сестрица, глянула на фотографии, — Но ведь это Шурик!

— Да, — невозмутимо ответила я, — По внешним данным он соответствует типу подозреваемого.

— Он что, может быть этим обманщиком?

— Может быть всё что угодно. Но вообще, я взяла его для количества. Понимаешь?

Настасья усердно закивала. Потом на секунду задумалась и, не сводя с меня пристального взгляда, призналась.

— Нет.

— Чего именно ты не понимаешь? — я уже слегка пожалела, что решила её привлекать.

— Ничего! — так же серьезно ответила Сестрица, — Я поняла только, что должна всё узнать у Даши, и еще должна спрашивать у всех про фотографии.

— Так чего ж ты не поняла?

— Как я спрошу?! У Даши понятно… У ребят тоже… А вот у техничек?

— Ну, уж тут сама придумывай. Ты ж их ближе знаешь…

— Ты учишь меня врать?! — восторженно спросила сестра.

Я подобного поворота событий не ожидала.

— Нет. Помогаю научиться выкручиваться в трудных ситуациях, — попыталась реабилитироваться я.

— Вот я и говорю, «врать и выкручиваться»! — в голосе Сестрицы сквозило неподдельное восхищение, — Вот здорово!

— Настасья! — самым строгим своим тоном сказала я, — Не приписывай мне того, чего нет, а то отстраню от дел! Врать — стыдно! Правда и только правда может дать нужные результаты! — меня явно понесло, пришлось срочно вырабатывать тактику честного нападения на техничек, — Так и говори своей техничке — кто-то приходил во вторник на перемене, и тебе нужно вычислить кто… Скажи что по описанию тот, кто приходил, похож на бывшего мужа твоей сестры, и что сестре очень важно узнать…

— Понятно, — перебила Настасья, — Сестре очень важно… А если техничка испугается и родителям сообщит?

— Я маму предупрежу, — не очень уверено произнесла я.

Вообще-то, конечно, матушка у нас мировая — всё поймет. Но существует серьезный риск, что она сама решит поучаствовать в расследовании. И тогда плохо будет всем — она у нас очень добросовестная, и может, по ходу, вывести на чистую воду вообще всех, кто ей под руку попадется… В общем, шумихи не оберемся.